над реальностью.
– Быстрей! – поторопила Каролина. – Я же голая!
– Хорошо, – пожал плечами Объёмов, удивляясь неожиданной стыдливости своей… подруги? Свесил ноги с кровати. Страх, возбуждение, желание что-то выяснить, куда-то бежать вдруг сменились в нём дебильной покорностью и обездвиженностью. Вот так и несчастная Россия, успел подумать, нащупывая вялыми, как снулые рыбы, ступнями на полу тапочки Объёмов, кто на неё рявкнет, ошарашит, наговорит с три короба, под того она и ложится… Особенно если он… то есть она, покосился на Каролину, в парике и очках… Так сказать, в пассионарном прикиде. Бери голыми руками.
– Ну! – поторопила Каролина.
Объёмов, поправив трусы и слегка втянув живот, открыл дверь. В номер, едва его не сшибив, влетела Олеська. Объёмов уже устал чему-либо удивляться, а потому совсем не удивился, что она была натурально (видимо, это у них семейное) голая, но в туфлях на металлических шпильках, как ведьма Гелла из бессмертного романа Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита». Впрочем, в отличие от Геллы, Олеська всё же небрежно прикрывалась прижимаемым к груди ворохом одежды, из глубины которого пружинисто свесился бюстгальтер. Качающимися своими чашечками он напомнил Объёмову маятник сюрреалистических часов, отсчитывающий… что?
– По объявлению? – ухмыльнулся, рассматривая бесстыдницу, Объёмов.
– Что? – растерялась та, даже выронила одежду. – Мы… разве договаривались?
– Быстрей! В постель! – скомандовала с подушек Каролина. – Сейчас придут!
Олеся размашистыми крепкими бёдрами, как бульдозер подтаявший сугроб, легко передвинула Объёмова на кровать под приглашающе откинутое Каролиной одеяло.
– Поехали! – Каролина сорвала с Объёмова трусы, завалила на себя, обхватив ногами, как клешнями, а над ними (каким-то образом, наверное, затылком сумел рассмотреть писатель Василий Объёмов) римской статуей встала Олеся, больно уткнув в копчик Объёмову острый железный каблук. Если и есть на свете мужик, успел подумать он, способный поехать в данных обстоятельствах, то это точно не я!
В следующее мгновение раздался оглушительный треск. В номер как на серфинговой доске влетел двумя ногами на двери раскоряченный спецназовец в серебристых доспехах с автоматом и в чёрном обливном сферическом шлеме. Следом вошли люди в штатском. В одном из них – в широком, как саван, белом плаще – Объёмов узнал злого бородача, ошибочно принятого им в кафе за завязавшего (с алкоголем) писателя, участника конференции по современному состоянию русского литературного языка. Второй снимал происходящее на видеокамеру. Третий – непрерывно щёлкал фотоаппаратом, озаряющим вспышкой интимно – лампой на прикроватной тумбочке – освещённый гостиничный номер. Он конечно же успел запечатлеть (для истории?) порнографическую скульптурную группу. Если бы не выставивший дверь спецназовец с автоматом наперевес, ворвавшуюся в номер команду можно было принять за белорусское подразделение полиции нравов. Объёмов читал, что такая существует в Европейском сообществе, наряду с Интерполом, но постсоветские
