прямые грабежи и налеты на банки, но оставались разные варианты угроз и вымогательств.
От дружинников требовалось умение обращаться с оружием, являться по условному сигналу в пятиминутный срок (пункт 23), быть дисциплинированными. Покинуть дружину было не так просто, на это требовалось согласие районного совета, которому надо было изложить причины ухода. В уставе имелся раздел «О дисциплинарной части» с перечнем проступков, подлежащих дисциплинарному наказанию. Оно назначалось за нарушения устава, отказ исполнять распоряжения командира, растрату имущества дружины, разглашение ее секретов, за разгул и пьянство; ему подлежали «все шпионы, изменники и т. п.», а также «те, которые окажутся неисправными». На понятное недоумение, какие дисциплинарные наказания в принципе могли существовать в нелегальной организации, ответ находится в пункте 34, который гласит просто и ясно: «К казни приговаривает районный совет» (см. док. 13).
Запрет на экспроприации не случайно был оговорен отдельным параграфом устава. Из всех разновидностей акций, подразумевавшихся резолюцией Лондонского съезда под «партизанскими выступлениями», только экспроприации были действительно всерьез воспрещены бакинской большевистской организацией. Для этого имелись веские причины. Чем больше революционеры погружались в террор и сомнительные махинации, чем тоньше становилась граница, отделяющая их от обыкновенных бандитов, тем больше они заботились о том, чтобы подчеркнуть наличие этой принципиальной разницы между собой, политическими, и обычными уголовными преступниками. Это требовалось не только ради репутации движения, но и в сугубо практических целях, особенно же важно было отстоять свой политический статус, оказавшись в тюрьме. Поэтому экспроприации как наиболее одиозные и откровенно грабительские акции попали под запрет в отличие от других, более изощренных способов пополнения партийных касс.
Став на путь политических убийств и сопряженного с ними революционного рэкета, революционные комитеты оказывались в положении любой банды рэкетиров, в обязанности которой входит заодно защита своих данников от других бандитских групп. Баку с его нефтяными доходами и слабой полицией превратился в арену борьбы разнообразных бандитских группировок, втянулись в нее в силу логики вещей и большевики. Об этом проговорился в мемуарной статье, и не где-нибудь, а в юбилейном сборнике к 25-летию бакинской организации, большевик
А. Рохлин. «Представители крупнейших фирм не раз и не два вносили деньги на те или иные нужды партийной организации (наша большевистская организация, нечего греха таить, не брезгала и этим источником дохода […]). Те же крупнейшие фирмы не раз и не два искали у нас защиты […] от приставаний и налетов разного рода „эксистов“, борьбу с которыми пришлось вести и нам […], конечно, не теми дикими и безобразными мерами, какими с ними боролись дашнаки, одно время истреблявшие их на улицах среди белого дня» (см. док. 48). Что бы ни думали в далекой Европе партийные лидеры, но в Баку
