огромную рыбу, если не считать рук и того, что осталось от лица. По его животу, груди и бедрам шли большие рассеченные раны, тщательно промытые морем.
Эгил коснулся сапогом зияющей раны, тянувшейся у Хаггара от плеча до грудины.
– Я бы предположил, что убил его топор, – бросил норманн. – Но сначала кто-то отрезал ему яйца.
– Я заметил.
Эгил наклонился к трупу и разжал ему челюсти. Эгил Скаллагримрсон был сильным, но, чтобы открыть Хаггару рот, ему пришлось постараться. Челюсть хрустнула, Эгил распрямился.
– А также забрал зубы, – пробормотал он.
– И глаза.
– Это могли сделать чайки. Глазные яблоки им особенно по вкусу.
– Но язык оставили, – заметил я. – Вот бедняга.
– Жалкая смерть, – согласился Эгил, потом повернулся и посмотрел на вход в гавань. – Мне известны только две причины, по которым человека пытают, прежде чем убить.
– Две?
– Первая: они хотели позабавиться. Может, он оскорбил кого-то? – Эгил пожал плечами. – Вторая причина: нужно было заставить его говорить. Зачем иначе оставлять язык?
– Они? – спросил я. – Скотты?
Эгил снова перевел взгляд на обезображенный труп:
– Кого-то он зацепил за живое. Но скотты в последнее время тихие, на них это не похоже. – Ярл пожал плечами. – Может, личное что-то? Какой-нибудь рыбак, которого он обидел?
– Других тел нет? – уточнил я. На «Гидене» ушли шестеро мужчин и двое мальчишек. – Больше никого не нашли?
– Только этот несчастный. Но остальные еще могут болтаться где-то в море.
Что тут еще скажешь или сделаешь? Если «Гидену» захватили не скотты, то следовало предположить, что какой-то норманнский разбойник или же фризы воспользовались летней погодой, чтобы разжиться уловом сельди, трески, пикши, а также рабов. Как бы то ни было, «Гидена» пропала, и я подозревал, что уцелевшие из ее команды сидят сейчас на гребных скамьях захватчика. Подозрение почти переросло в уверенность, когда два дня спустя, после того как Эгил привез труп, саму «Гидену» выбросило на берег к северу от Линдисфарены. Волны прибили ее к песчаной отмели, и перед нами предстал лишенный мачты корпус, едва держащийся на плаву. Других тел мы не обнаружили. Только остов, который так и бросили в песках: осенние штормы доломают его.
Через неделю после того, как пустая «Гидена» приткнулась к берегу, пропала еще одна рыбачья лодка. День тот был удивительно безветренный и спокойный, какой только могли сотворить боги. Суденышко называлось «Свельве» – «Ласточка». Подобно Хаггару, его шкипер предпочитал забрасывать сети вдали от берега.
Впервые об исчезновении «Ласточки» я узнал, когда в Беббанбург пришли три вдовы, таща с собой щербатого священника по имени Гадд.
– Там оно, это… – промямлил поп, тряся головой.
– Это что? – спросил я, подавляя стремление подразнить священника, подражая его шепелявому из-за отсутствующего зуба выговору.
Отец
