улова – коптить да солить.
Собрались на просторном дворе острога, под солнышком, защищенные от пронизывающего морского ветра высокими стенами, уселись в ряд да принялись пластать ножами припасенную еще вчера рыбу. У всех получалось ловко – и у русских дев, и у сир-тя. Тертятко старалась – никто угнаться не мог, даже соседка – незамужняя девица Олена, статная, темноглазая, чернобровая, с тугой налитой грудью. Многие казаки на нее восхищенные взгляды метали, особливо молодой Семенко Волк, однако Олена никому не давалась, отказывала… потому что – дура, так дружно решили Тертятко и Митаюки-нэ. Уступила б одному, другому, и сама б довольна была, и вообще могла бы словно знатная женщина жить, а так… Хотя рыбу-то в остроге нынче все чистили, не чинясь, даже жена атамана Настя.
Шваркнув на подстеленную рогожку кровавые рыбьи кишки, Митаюки припрятала в рукав острую косточку, да, выждав, когда как сидевшая рядом Олена опустила руки в таз – сполоснуть, – сделала то же самое, ловко уколов деву костью. Олена и значения этому не придала – подумаешь, поцарапалась, бывает.
А колдунья юную кровь чужую ладонью своей накрыла, дабы случайно не смыть, сунула незаметно косточку за рукав кухлянки (а уж волос-то Оленин вытащить и вообще никакого труда не составило), потом, как смугленькая Устинья – ее была очередь – начала возиться с обедом: костер, котел, и та же рыба, встала подмогнуть… потом отлучилась вроде бы за дровишками, сама же живенько в свой двор скользнула, очаг распалив, в котелке вскипятила отвар – колдовское зелье на мараловом корне, косточку окровавленную туда сунула, волос, заклинанье прочла… И, в кувшинчик отвар перелив, из дому вышла.
Невдалеке, у воротной башни, прохаживался караульный, младой казачина Кудеяр Ручеек, рябой, чубатый. Не вышло с дядькой Силантием на Печору-реку идти, да Кудеяр особенно-то и не рвался – чего зря ради туда-сюда мотаться – мало ли в остроге заботы? Тем более, может, и набег какой сладится – золотишко да полоняницы юные доброму казаку не помешают. Таких бы вот полоняниц, как вот эта Митаюка! Глазастенькая, курносенькая, крутобедрая… а уж титьки! На первых-то порах, сразу после пленения, кто ее только не пользовал, вот и Кудеяр тоже – с той поры, как видал Митаюку, ухмылялся, правда, давно уж не подмигивал охально – у бывшей пленницы нынче почти законный супруг имелся… пусть даже не венчанный – справный казак Матвей Серьга, уж с таким не пошутишь.
Вот и сейчас, едва только показалась рядом Митаюка, Кудеяр Ручеек поспешно отвернулся, краем уха прислушиваясь к легким шагам… А они, шаги-то, за его спиной вдруг затихли. И вкрадчивый голос спросил:
– Не жарко в кафтане-то?
– Не жарко, – забыв про все опасения, с готовностью обернулся ватажник. Светлые глаза его жадно поедали девчонку… пока только глаза, но хотелось бы… и главное ж – было, было! Эх, если б не Матвей Серьга.
– На-ко вот, друже, испей! – Митаюки-нэ протянула парню кувшинчик с варевом. – Вкусный сбитень.
По-русски дева давно уже говорила очень хорошо, навострилась, как и подружка ее, Тертятко, сожительница приятеля Кудеяра Ухтымки. Эх! И почему только Ухтымке так
