х сковывали существование в плотный кокон.
Улица сменяла улицу, но стойкое ощущение плена, тюрьмы, зависимости, продолжали давить, плющить, подобно прессу. Мир за стеной манил своей чужеродностью, пугал и дразнил Илью. В первый раз, когда он сбежал, было не так, совсем не так. Ему вдруг стало стыдно. Тряпка! Как же он был слаб тогда! Впрочем, и сполна поплатился за это. Рот наполнился слюной.
«Давай лижи её, уродец, поработай языком!»
Пьяный голос Сабины – огромной, похожей на бегемота воспитательницы, – звучал в ушах. Илья сплюнул, от нахлынувших воспоминаний его едва не стошнило. Нет, он больше не будет исполнять прихоти этой жирной сучки!
Ноздри втянули цветочный аромат, перебивая возникшие, будто наяву, запахи пота и немытого тела.
Фонари мигнули, чтобы окончательно погаснуть. Уже полночь, и такое редкое и дорогое удовольствие для города, как электрические лампы, было бы совсем нерационально использовать дольше. Освещались несколько улиц, прилегающих к территории Интерната. Дальше царили тьма и неизвестность. Однако незнакомый мир не погрузился во тьму, и в этом ему помогли россыпи звёзд и бледный диск луны. Илья резко остановился, протёр глаза. На секунду ему показалось, что рядом с привычным спутником Земли возник ещё один, но более крупный.
Проклятая химия, будь она неладна. Это всё её последствия. Хотя он почти отказался от еды, которой пичкали в Интернате. Желудок жалобно заурчал, мысли о пище разбудили загнанный в дальний угол сознания голод. Перед внутренним взором всплыла лоснящаяся, жирная рожа Фарита. Этот ублюдок мог жрать целый день, если бы не его обязанности в свинарнике. Однажды Илья, работавший с ним в одной смене, стал свидетелем того, как раздутый, словно мыльный пузырь, напарник ест из поросячьей колоды. Фарит с жадностью загребал двумя ладонями отходы из столовой и со смаком проглатывал.
– Что ты вытаращился, белый! – зло завопил гнусавый толстяк, узкие щёлки глаз его стали тёмными от гнева. – Если кто-то узнает об этом, я тебя прирежу, тварь!
Фарит, пыхтя и опираясь на покосившуюся изгородь, поднялся на ноги. Грузное тело колыхнулось, когда он сделал шаг. Скрытый под безразмерной майкой близнец-паразит страшно засучил скрюченными конечностями. Тогда, а это было чуть больше года назад, толстяк, имевший привилегии из-за цвета кожи, побил Илью, сломал нос и едва не выбил глаз. А вчера Илья увидел его смерть. Стоял и наблюдал, как облитого помоями Фарита, упавшего в загоне, рвут на части измазанные в дерьме и крови свиньи. То ещё зрелище: скулящий и визжащий толстяк и бесстрастные к процессу приёма пищи свиньи с кусками окровавленного жира в слюнявых пастях.
За то, что не помог напарнику, Илье ещё предстоит ответить, а пока он сполна насладится представлением.
Высокие заросли кустарников, тянувшихся вдоль серого остова здания, затрещали. Тварь, скрывающаяся в них, напугалась не меньше его.
– Ква-а-а-а! – обидчиво протянула гигантская квакша, жёлтые глаза-блюдца не мигая уставились на человека. – Ква-а-а-а!
– Брысь! – парень замахнулся на гипнотизирующего его мутанта.
Таких крупных он ещё никогда не видел. На территорию Интерната они иногда проникали, но бдительные надзиратели, они же воспитатели, с ними не церемонились.
– Пошла прочь!
Рассказы о том, что квакши способны усыпить человека, а потом съесть его глаза, были на слуху с самого детства. Правда это или вымысел – парень не знал, но и проверять не был намерен. Квакша съёжилась, подбирая под себя длинные, покрытые влажными бородавками ноги, чтобы в следующий миг взвиться в прыжке. Старый самодельный нож, захваченный со свинобойни, лишь самую малость коснулся её скользкого пуза, но и этого хватило. Илья отскочил, уворачиваясь от дурно пахнущих внутренностей, провожая взглядом рухнувшее в траву тело.
Не прошло и получаса, как он на свободе, а уже нарвался на неприятности. Бежать из ненавистных стен Интерната было глупой затеей, а бежать ночью – вдвойне. Не всякий отважится покинуть жилище с наступлением тёмного времени суток.
Страх, отчаяние и боль… Он почувствовал их, только вот принадлежали они другому человеку. И этот кто-то был теперь совсем рядом. Чуть позже добавились похоть, азарт, жестокость. Этого оказалось слишком много, его едва не захлестнуло потоком чужих эмоций. Голова загудела, руки затряслись. А потом он услышал приглушенные голоса.
– Заткнись, сучка, и делай, что тебе говорят! – зло орали за углом. – Недотрогу она вздумала строить!
Несколько хлёстких ударов-пощёчин и женский плач. Первая мысль – заткни уши и уходи, это не твои проблемы! Да, слух можно обмануть, совесть – нет. К тому же эти чужие эмоции… От них никуда не деться, они настолько сильны, что ещё не скоро отпустят его.
Илья плотнее сжал рукоятку ножа. Сделал шаг, другой в направлении звучащих голосов. Передвигаться тихо парень
