перестала шить и стала брать стирку, но теперь часто жаловалась на то, что болит спина (но украдкой, чтобы услышала только Лиззи). Да и потеря ребенка, а затем мужа сильно сказалась на ней – она стала часто болеть, могла подолгу сидеть без дела, размышляя о чем-то со странным выражением на лице, словно тишина, воцарившаяся в доме, сдавливала ее в свои объятья. Ее характер с возрастом стал мягче, а сердце – словно еще больше, дойдя до крайней степени всепрощения и понимания (особенно в отношении Майкла), хотя она продолжала ворчать. Мэтью было грустно видеть ее такой, но кроме как деньгами и своей компанией он ничем помочь не мог, хотя часто видел озабоченность Лиззи из-за матери.
Может быть, именно из-за подобного окружения у Мэтью выработалось отвращение к алкоголю. Он курил, но скорее из-за юношеской привычки, чем от удовольствия – совсем не так, как смолил Майкл: тот любил сесть на пороге дома, неторопливо свернуть сигарету и закурить, и так сидеть с полчаса, глядя на босоногих мальчишек, лужи грязи и редко проходящие кэбы.
– Сегодня была такая прелестная служба, – проговорила Лиззи. Она редко открывала рот для пустой болтовни с Мэтью, но с матерью любила поговорить. Да и та оживлялась только в присутствии ее и Мэтью. Правда, если Лиззи действовала на нее, как лекарство от скуки и тяжелой жизни, то на Мэтью она смотрела с толикой подозрения, словно ждала, что он выкинет какое-нибудь коленце.
Стоило девушке заговорить о церкви, мысли юноши вернулись к той женщине. Он и сам не мог понять, что зацепило его в ней, но в душе зародилось смутное ощущение знакомой тревоги. Может быть, он когда-то возил ее в омнибусе? Но такая дама вряд ли будет ездить на подобном транспорте. Видел в какой-нибудь лавке? Но откуда чувство опасности? Неприязнь, возникшая между ними, также казалась иррациональной – ведь они встретились впервые. Он был точно уверен, что никогда не видел ее лицо, но…
Видя, что он задумался о чем-то, Лиззи окликнула его, заставив помогать готовить.
– Нечего прохлаждаться, – заявила она, вручая ему нож, чтобы он нарезал картошку и морковь.
В три пары рук обед уже вскоре был поставлен в печь, и все трое уселись за потемневший от времени деревянный стол.
– Матушка, как вы себя чувствуете в последнее время? – спросила девушка.
– Потихоньку, – отозвалась та. – Вчера ходила на кладбище проведать наших мальчиков, – «нашими мальчиками» она называла отца и брата Лиззи.
Молодые люди промолчали, не зная, что ответить. С возрастом в миссис Никсон проснулась неведомая ранее сентиментальность к каким-то мелочам прошлого, и неважно, что отец семейства беспробудно пил и бил их всех, теперь он навсегда остался для нее «дорогим Грегором». С другой стороны, Мэтью не мог ее винить – очень многие вещи из «его мира», ранее принимаемые как данность, теперь казались ему восхитительными. Иногда он готов был продать душу дьяволу, чтобы хотя бы час посмотреть телевизор, хотя дома всегда относился к нему презрительно и обходил стороной. Как говорится,
