моль и пачка комиксов, которые давно пора выбросить: «Дикий Запад», «Даффи», «Утенок Дональд» и «Классики в картинках». В десять часов мы прекратили поиски. Оставались лишь Армия спасения да Красный Крест. Тетушка Эмилия впала в суеверие и заговорила о том, что бе́ды боятся одиночества. Не приходят по одной. Слишком они трусливы. Сперва твой папа, а теперь наша Соффен. Берегитесь! Господь нынче вечером коварен!
– Выходи, Соффен!
В конце концов нашел ее я. Она просто сидела в моей комнате за письменным столом, скрюченная, как скобка. Мне бы следовало рассердиться, ведь непосвященным доступ сюда строго воспрещен, но я не смог. Кто может рассердиться на Тетушку Соффен? Только не я.
– Вот ты где, оказывается, – сказал я.
– Как видишь, Кристиан. Здесь, наверху, такая чудесная тишина.
– Мы тебя искали.
– И совершенно напрасно. Я же здесь.
Я удивился. Что-то тут не так. Мозги у меня вроде как забуксовали. Я шагнул ближе:
– Тетушка Соффен!
– Да? В чем дело?
– По-моему, ты забыла слуховой рожок.
– Из-за этого вовсе незачем кричать!
Она с улыбкой обернулась ко мне.
– Я ни словечка не скажу, – прошептал я.
– Сядь, Кристиан.
Я сел на кровать. Тетушка Соффен. Кривым морщинистым пальцем она указала на лист, вставленный в машинку:
– Что это?
– Заголовок стихотворения, которое я напишу.
– Так я и думала.
– Я не особенно продвинулся.
– У тебя времени полно, Кристиан.
– Вовсе нет. Времени у меня в обрез. Через шестнадцать дней они прилунятся.
– У тебя вся жизнь впереди, Фундер, Умник. Не беспокойся о том, что у других нет времени. Посмотри на меня. Времени у меня сколько угодно.
Я толком не понял, утешение ли это, но все равно было замечательно разговаривать с Тетушкой Соффен без слухового рожка. Скрюченный палец наставился в мою сторону и почему-то напомнил мне мою ногу. Вздумай я указать на кого-нибудь правой ногой, у меня как следует не получится.
– Осенью ты идешь в гимназию, – сказала она.
– Верно.
– Какую линию ты выбрал? Полагаю, латинскую?
– Латинской линии, по-моему, больше не существует, тетушка Соффен. Иначе бы я, конечно, выбрал ее.
– Тогда у тебя только один вариант, Кристиан. Французская! Решено.
– Французская? Почему?
– Почему? Господи, мальчик! Тебе наверняка нужен слуховой рожок.
– Да ладно. Что я на сей раз прослушал?
– Французский – родной язык поэзии. Бодлер. Рембо. Де Голль. И все прочие как их там.
– По-моему, де Голль – президент. И генерал.
Тетушка
