всем, от этого станет только лучше, – Меус вздохнул, – А чего Вы хотели? Да были правы, – я убийца, я злой и жестокий. И мне все равно, что с ним случиться. Но, тем не менее, я дам ему шанс. Пусть сам приезжает, и сам просит Шпильку о помощи.
– Шпильку? – Меус улыбнулся, – Вы дали ей имя, красиво. Собственно уже.
– Что уже?
– Карл, уже здесь, я предполагал, что Вы так ответите, и в письме написал, что ему придется приехать. Он ждет, во дворе.
Ян вздохнул. Шпилька тоже, наверное, во дворе.
Карл почти лежал в повозке. На него страшно было смотреть. Бледное лицо, с черными кругами вокруг глаз. От былой мощи не осталось и следа, яд высушил его тело.
– Радуешься? – прохрипел Карл.
– Нет, – Ян пожал плечами, – А ты жалеешь?
– Да, – Карл отвел глаза, – Обо всем.
– Придется просить самому, сможешь?
– Да.
Подошел Меус, на его руках сидела Шпилька, посмотрела вопросительно на Яна, и безразлично на Карла. Пауза затягивалась.
– Помоги, – очень тихо попросил Карл, – я… я прошу прощения, и я.. не хочу, умирать… помоги.
Шпилька посмотрела ему в глаза. Карл заплакал. Она запрыгнула на повозку и принюхалась. Быстро лизнула лоб больного, в воздухе запахло озоном. Карл вскрикнул, и обмяк. Его лицо порозовело. Шпилька спрыгнула на землю, и ушла.
– И все? – Ян посмотрел ей в след.
– Видимо да, – Меус проверил пульс, осмотрел руку, что-то прочитал над Карлом, – яд ушел, Карл будет жить, но прежним уже не станет никогда.
На этом, невыносимо длинный день закончился. Карл уехал. Все разошлись по кроватям. Ян долго не мог уснуть, слова Меуса о его драконах, не выходили теперь из головы.
Глава пятая. Охота.
Наконец подморозило. Дни стояли солнечные и тихие, в самый раз на охоту. Ян наслаждался тишиной. Кензи с Митяем уехали на ярмарку. Меус с Юджин, отправились в город получать оборудование. Саломея – ушла по своим темным делам, а Шпилька, копалась в саду. Он, было, сунулся посмотреть, но не пустила. Чего уж она там копает, не понятно, но по вечерам, аки поросенок, вся в грязи приползает. Митька ей даже ванну при кузне сделал, так как в холодной воде, отказывалась мыться напрочь.
Оставалось только что-нибудь съесть, для полного счастья, и Ян направился на кухню. В углу сидел монах, и печально вливал в себя кагор. Последняя бочка. Ян вздохнул:
– О чем грустим?
– О вечном, – механически ответил монах, и нашел его мутным взглядом. Поняв, что перед ним хозяин замка, встрепенулся, – С истинным смирением, думу думаю непростую. Хватит ли мне сил и умения, передать потомкам увиденное. Будет ли мое слово, подобно словам святых в писании…
– Вино последнее, – прервал его Ян, притворно вздыхая и наливая себе тоже.
– Как последнее?
– Закончилось, с монастыря не привозят… Я же все время в разъездах, вот и некому разбираться с поставками, – глотнул, покатал во рту, – Хорошее. Жаль…
– А
