сколько они любилии потеряли сколько.
Где-то в подъезде мыши
вновь исчезают в стенах,
в трещинах, коих сотни,
и в незаметных лазах.
Где-то внутри, под кожей,
кровь согревает вены
синим цветочком газа.
Холод слетает с неба
снегом, январским ветром
и оседает в лёгких.
Сколько же будет боли…
Шляпы уходят в полночь,
в городе пахнет фетром
и океанской солью.
Стынет мой кофе. Вечность
тихо крадётся в спальню,
ищет пижаму, тапки,
но не находит оных.
Холод терзает душу,
сердце покрыто сталью.
Сердцу положен отдых.
Петербургские строфы I
Так смолкают оркестры.
– Иосиф Бродский
I
За заводом река —
бесконечно скупое соседство
Багровеющих труб
со студёными водами. Сжалься
Над незрячим творцом
одиноко стучащее сердце!
Я ловлю ритм колёс
и слезами залитого вальса.
За заводом река —
да и новость ли это, ей-богу?
Проходя взад-вперёд
по сырому асфальту я видел,
Как гремящий трамвай,
будто скальпелем, режет дорогу,
А внутри всем плевать,
и, особенно, едущим сидя.
За заводом река.
Прислонись к парапету, бродяга.
Видишь утка плывёт
против ветра. Забавно, не так ли?
Сигарета, как жизнь —
горьковата, но вовсе не в тягость.
Против ветра плывёт…
Даже утку по-своему жалко.
II
Я не против тоски
как явления – против привычки,
Занимающей мозг
хуже всякого спирта и дыма.
Не согреться в ночи
слабым пламенем гаснущей спички
И теплом батарей.
Не остаться в ночи невредимым.
Только чайник шумит,
только окна свистят босяками.
Над пропитой тоской
стаей чаек проносятся тучи.
Где-то солнце встаёт
над замёрзшими за ночь мостами,
Значит, всё хорошо.
Значит будет когда-нибудь лучше.
Оперенье сменить,
приготовиться к зимним полётам.
Всё белей полоса
и сцепление меньше. Досада!
В своём доме пустом,
