Разумеется – тщетно. В отличие от всех остальных, Эйден уже на четвёртый день распознал влажную гангрену. У него было немало возможностей насмотреться на подобное в полевых госпиталях. И он знал, что в такой ситуации остается только два пути.
Идею ампутации Дарна восприняла в штыки. Оказалось, что такое в лесном селении не практиковалось. С одной стороны – Эйден понимал, что одноногий, теперь уж точно до конца жизни, охотник теряет свою ценность для общины. С другой – знал, что мёртвый он будет ненамного полезней. К тому времени, как юноша наконец решился – в судьбе бородача уже можно было не сомневаться. То есть жизнь не гарантировало ничто, а некоторый шанс на спасение могла предоставить исключительно ампутация.
Было страшно, трудно и невыносимо долго. Курт, который, к счастью, принял верную сторону в конфликте со знахаркой, держал брата и не пускал в хату недовольных. Эйден резал, пилил, сшивал и перевязывал. Он не раз видел, как это делал Оннавал, а потом и Лоран, но сам отнимал впервые. Несмотря на это, все прошло настолько удачно, насколько вообще могло. Наградой за первую серьёзную операцию послужило общее презрение и старый бурдюк с крепким вином, хранившийся в деревне в качестве особого снадобья из большого мира. Дни потянулись медленнее, времени на раздумья стало слишком много.
Узловатые корни старого дуба чуть плотнее охватили плечи, накрытые меховым плащом. Уж чего-чего, а шкур у лесовиков хватало. Но не из-за свалявшегося грязноватого меха было так удобно. Низкие, тяжёлые ветви зашуршали остатками коричневой листвы, напоминая мирное сопение огромного пса. Дереву определённо нравилась компания Эйдена.
– Ты мне тоже нравишься, – протянул он себе под нос.
Он теперь часто уходил из деревни и бродил по округе большую часть дня. И иногда позволял себе отдохнуть. Например – среди корней старого дуба. Или на поросшем травой склоне ближайшего холма. Или в куче сухой листвы, собранной ветром у границы светлого березняка. Было не так важно – где. Решающее значение имели тишина и одиночество. А еще чёрные сушёные грибы. Оказалось, что если запивать их старым крепким вином – эффект и того, и другого заметно усиливался.
Тёмные дубовые листья снова зашуршали, стараясь привлечь внимание. Пара желудей, сросшихся черенком, упали совсем рядом.
– Это мне? Спасибо, – неуверенно пробурчал Эйден.
Он потянулся вперёд, но замер, держа руку на весу. Где-то неподалеку кричала птица. Возможно – это была сойка. Возможно – это что-то значило. Эйден откинулся назад, снова погружаясь в удобную ложбину меж толстых корней.
Конечно, все это хрень. Наелся дурманящей дряни и ищу смысл там, где его нет. Разглядываю, раздумываю и гадаю… А тут просто дуб, ветер да жёлудь. Просто палка, полезная хромому, но не собирающаяся снова стоять сама собой. И просто тёмные людишки, совершенно невиновные в том, что родились и выросли в чаще.
