устройства».
«Прокуратор Иудеи – человек, наделенный большой властью. Он служит кесарю, но в душе понимает всю несправедливость существующих порядков». Подобных мыслей в голове прокуратора не было. Желающие удостовериться, могут прочитать вторую главу романа.
«Как результат внутренней раздвоенности – страшная головная боль, не отпускающая Пилата, уже наказанного за то, что ради сохранения должности он вынужден вершить несправедливость». Во-первых, в этом высказывании причина и последствие ошибочно переставлены местами. Сначала у прокуратора разболелась голова, а уже потом к нему привели на суд Иешуа Га-Ноцри. Во-вторых, никакой раздвоенностью Пилат не страдал. Эта фантазия автора учебника. В-третьих, в романе четко указывается, что нарушил бродячий философ: «Закон об оскорблении величества…», поэтому прокуратор вынес приговор по закону. А насколько законы соотносятся с правом – это уже вопрос вузовского предмета «философии права», который преподается на последнем курсе юридического факультета, правда, не во всех вузах.
«С тревогой смотрит прокуратор на приведенного к нему на допрос Иешуа, который по доносу «подговаривал народ разрушить ершалаимский храм».» У Понтия Пилата «ужасная болезнь гемикрания, при которой болит полголовы». Поэтому он старается не двигать головой, не поднимает век и говорит тихо.
«– Так это ты подговаривал народ разрушить Ершалаимский храм?
Прокуратор при этом сидел как каменный, и только губы его шевелились чуть-чуть при произнесении слов. Прокуратор был как каменный, потому что боялся качнуть пылающей адской болью головой».
А вот кто с тревогой смотрел, так это Иешуа. «Приведенный с тревожным любопытством глядел на прокуратора».
«Пилата потрясают искренняя доброта этого человека, его спокойствие, отсутствие унизительного страха и особенно слова Иешуа: «Правду говорить легко и приятно». Он, великий прокуратор, не осмеливается говорить правду».
Во-первых, никакого потрясения у Пилата нет в тексте. Возможно потому, что речи бродячего философа о доброте не могли оказать сильное воздействие на опытного чиновника высокого уровня. Во-вторых, о спокойствии Иешуа говорилось выше. Но можно и добавить. «– Я, доб… – тут ужас мелькнул в глазах арестанта оттого, что он едва не оговорился, – я, игемон, никогда в жизни не собирался разрушать здание храма и никого не подговаривал на это бессмысленное действие». В-третьих, правду говорят легко и приятно, если не понимают, какие могут наступить последствия от сказанного. Потому Понтий Пилат и достиг должности прокуратора, что у него хватило ума и не хватило безрассудной смелости говорить правду любому и где попало. Так беседа с первосвященником произошла с глазу на глаз. И Каифа ничем не мог бы подтвердить, что сказал ему прокуратор. В-четвертых, автор учебника мог бы уточнить, что Иешуа высказывает ту правду, которая представляется ему истинной, но не факт, что она такова на самом деле.
«Внезапное прекращение
