помада; маленькие кусочки твердого, элитарного, портяночного сыра. Мне сначала было неловко – я представлял, как это все дорого, и отказывался брать. Но Алексей в своей наивности так искренне говорил, что ему это ничего не стоило, что я в какой-то момент даже поверил. Как-то спросил словно невзначай: Алексей, а как бы мне самому такую карту раздобыть, как у вас? Он и проговорился: мне подарили. Покраснел, я сделал вид, что не заметил, больше к этой теме не возвращались. Семга действительно вкусная. Да и все остальное я ем с удовольствием.
Но Лешина волшебная карточка быстро кончилась, и он решил перевести меня на обычный человеческий рацион. Теперь он таскает мне продукты из «Пятерочки»: окопную картошку, братские могилки шпротных коробок, целлюлитные мандаринки. Ну, я же не свинья в мандаринах, беру с благодарностью. Недавно Леша предложил помыть пол, я из любопытства согласился. Он зачем-то подвернул джинсы, долго шлюпал шваброй, кряхтел, налил везде грязной воды и, видимо, остался очень доволен собой. После его ухода пришлось мыть заново, вытирать насухо.
Несмотря на некоторое раздражение, которое вызывает во мне Алексей, я все жду, когда он захочет поговорить со мной просто так – без обсуждений, что мне купить и когда он придет. Но говорить он может только о покупках и ценах. Алексей вообще ужасно утомительно болтает – в основном о магазинах, о том, как он купил какую-то ерунду на пять рублей дешевле там-то, чем покупают в другом месте все остальные дураки. Молодой парень, а послушать – бабка с сумкой-тележкой. Смешно и жалко его слушать.
А ведь когда мы только познакомились, я, вспоминая себя в молодости, наивно думал, что он не хочет со мной разговаривать по-человечески, потому что напуган перспективой выслушивать слезливые старческие жалобы, рассматривать древние пожелтевшие фотографии, где давно умершие люди с напряженными, застывшими лицами вглядываются в мир живых и сегодняшних, как бы прикидывая: удастся ли выпрыгнуть из кадра и снова зажить, пройтись по паркету, мокрому от мытья, распахнуть окно, поставить кастрюлю на плиту, включить радио, в котором звучит непременная утренняя зарядка, а потом приветы строителям новых районов Москвы – Раменки! Черемушки! Братеево! Чертаново!
Надо выдержать жанр пенсионерского дневника и добавить что-то необязательное и задумчиво-грустное. Собирался на дачу; в поисках перчаток нашел в глубоких залежах антресолей огуречный лосьон «Новая заря» и напильник. Лосьон обещает тонизировать и освежать кожу, обладая приятным тонким ароматом свежего огурца. Напильник-рашпиль, с крупной и редкой насечкой, ничего не обещает, он тяжело молчит и медленно ржавеет.
На что-то эти грустные, никому не нужные вещи намекают, куда-то зовут, что-то подсказывают, тянут руку, тычут пальцем, делают страшные глаза: смотри, смотри! Там интересное, непонятное, никто не видит, а ты разглядишь и потом всем расскажешь, и кому-то от этого твоего рассказа на минуту станет весело и светло. Но что это и где оно, не вижу.
13
