кружку и прочистил горло.
– Пьеса покамест в работе.
– Мы это уже слышали.
– Остались последние штрихи.
– И это нам тоже известно. Вы мне, пожалуйста, конкретику, конкретику дайте.
– На следующей неделе предполагаю приступить к контрольной вычитке пьесы…
Литератор блефовал. На самом деле он вовсе не собирался вычитывать пьесу. Потому как вычитать там возможно было всего четыре слова: «Акт первый, действие первое».
Но это была еще только половина беды. Вся же беда заключалась в том, что автор твердо знал нечто, о чем не подозревал больше никто на свете – маститый мэтр напрочь исписался. Ни единой мысли, за последние полгода, ни единой строчки, ни одной паршивенькой буквы. Ничего!
– …И можете даже не сомневаться, что через месяц все увидят ее на страницах вашего уважаемого издания, – добавил Лев Николаевич убедительным тоном.
"Повеситься, что ли?" – мелькнула у него шальная мысль, когда он, галантно раскланиваясь, выходил из кабинета.
Расставшись с редактором, Гарниров, мрачнее тучи, направил свои стопы прямиком к двери с табличкой «WC». В животе у него пронзительно урчало. То ли на нервной почве, то ли финики оказались несвежие.
Исполнив свое дело, он озаботился тем, о чем было бы уместней подумать еще накануне, но что он в своем потерянном состоянии как-то упустил из виду: «Есть ли вообще туалетная бумага в этой дыре?»
Гарниров растерянно оглянулся в поисках хотя бы завалящей газетенки, а еще лучше экземплярчика журнала «Наш век».
Но тут его блуждающий взгляд ненароком упал на урну, из которой торчал желтенький сальный корешок: «Опаньки, да это ж пьеса того никчемного писюка! Так вот где, значит, нашло свой последний приют графоманство. Очень символично. Ну что ж, за неимением гербовой…»
Литератор вытащил двумя пальцами папку. Внезапно в нем проснулся профессиональный интерес или, если хотите, профессиональная ревность, и тогда он, устроившись поудобнее, углубился в чтение.
Так незаметно пролетели полчаса. Желудочное расстройство у Гарнирова давно закончилось, в дверцу кабины уже раз десять требовательно стучали, а он все никак не мог заставить себя оторваться от чтива, которое захватило его с головой. Мэтр уже больше не помышлял о том, чтобы наложить на себя руки. Перед ним забрезжили более привлекательные перспективы. И какие, надо сказать, перспективы!
…Ровно через месяц, как и было предсказано мэтром, в журнале «Наш век» вышла пьеса, которая произвела настоящий фурор в областной литературной среде. Все сошлись во мнении, что это, безусловно, лучшее творение Гарнирова, так сказать, вершина его творческой мысли. В мэрии по этому поводу закатили большой прием, на котором присутствовал весь культурный бомонд. Ах да, пьеса называлась «К бесу на каравай».
Пока именинник скромно принимал поздравления, редактор, светясь от блаженства, трубил со сцены в микрофон, что за последние двадцать лет он
