творчеством и самообразованием – в смысле читал, писал, слонялся по окрестностям и пытался жить подаянием. Этого требовала его натура мизерабля. Арина Балованцева, её семья и друзья опекали и подкармливали Антона, но он рвался из дружеских рук в суровые будни своей скитальческой жизни. Группа «Рука прачки», основу которой, как помнил Валера, составляли всё те же коррумпированные одноклассники вездесущей Балованцевой, с успехом положила на музыку и исполнила несколько стихотворений Антона Мыльченко. Получились песни. О чём Антошке сообщили и даже заплатили гонорар. Гуманоид тут же все деньги спустил, продолжил свою обычную жизнь, в которой он мучился, страдал – синтезируя стихи из этих своих страданий. В один прекрасный для поэта момент Арина Леонидовна собрала воедино его творчество, распечатала в нескольких экземплярах, положила в красивые папки и в сопровождении Вити Рындина отправилась в Москву. Выбрав там самый лучший союз писателей, Арина и Витя вошли в кабинет его председателя, потребовали при них прочитать гениальные произведения Антона Мыльченко и тут же выписать ему удостоверение великого поэта Земли Русской. Какие аргументы приводили они, Коля Доляновский, к сожалению, не знал, однако, вернувшись, Арина Леонидовна с гордостью вручила Антошке билет члена Союза писателей России. Было это при большом скоплении людей на сцене «Разноцветных педалей», даже городское телевидение пригласили снимать мероприятие – ну, конечно, не каждый день поэта чествуют.
Но главное, Арина Леонидовна назначила талантливому другу именную стипендию. За вклад в искусство и литературу – документ, подтверждающий это, и сейчас висит в драгоценной рамке, украшая холл клуба, можно подойти и посмотреть. Так что всё по заслугам и честно. Только... сам поэт приходить за своей стипендией стеснялся. Вот раз в две недели Вите и приближённым приходилось отлавливать скромного героя, в тревоге за его здоровье насильно отрезвлять, давать денег и снова отпускать в мир бурь и гроз. Чтобы Антон черпал там вдохновение и всё остальное.
Доляновский рассказывал и хихикал. А у Валеры леденела кожа головы. И волосы на ногах шевелились.
– Ему, значит, насильно жизнь оплачивают? – переспросил он. Пока Валера не мог понять, как он ко всему этому относится. Не мог. Нет. То ли где-то факты искажались, то ли во всём этом был страшный изъян. Всего ужаса которого он пока не постиг, а потому и, как реагировать, не знал: то ли восхищаться, то ли немедленно пойти к Арине этой Леонидовне и заявить, что она не права.
– Ну так. Хорошо пристроился, чухрик, – хмыкнул Доляновский, приятно удивлённый эффектом от своего рассказа.
Часы показывали двадцать минут девятого. Смена закончилась час двадцать назад... Валера метнулся в аппаратный зал. Счастье срулил домой, заступила другая смена. Народу возле симулятора боя было ещё больше, чем утром. Да и вообще посетителей в заведении толклось множество. Фанаты, блин. Игрунчики. Последние романтики... Тьфу! Валера злился – на этих людей, на Арину проклятую Леонидовну, да – она всегда была при чём, она
