картину эволюции – от Большого взрыва до современного общества. В принципе, такой подход открывает большие возможности для того, чтобы установить тесную связь между развитием общества, культуры, человека и эволюцией качественно иных уровней бытия. Однако эти возможности реализованы еще далеко не полностью. Соединение слабо интегрированных сведений из различных наук: астрофизики, астрономии, геологии, биологии и далее вплоть до социологии, культурологии и политологии, – дает общее представление о направленности эволюции и ее основных этапах, но не помогает открыть тайну единства мироздания[7].
Современная наука еще не нашла адекватных, исчерпывающих ответов на вопросы, что же является вектором эволюции мироздания и каковы ее движущие силы. Иными словами, единство мироздания уже начинает осознаваться, «прощупывается» экспериментальным путем и все-таки ускользает от научного исследования. С чем это связано? Только ли с незавершенностью научных исследований, недостаточностью экспериментальной базы?
Здесь встает проблема степени достоверности нашего знания о мире. Психологи и нейрофизиологи уже давно установили, что мы воспринимаем лишь малую часть той огромной информации, которая поступает в наш мозг из внешней среды. Мощные фильтры сознания воздвигают на ее пути заслоны. Выдающийся нейрохирург и нейролог К. Прибрам еще в 80 гг. прошлого столетия экспериментально доказал, что мы, в сущности, живем в выдуманной, нами же самими сконструированной реальности, которая лишь отчасти тождественна настоящей. На переработку и фильтрацию информации влияют биологические программы, нацеленные на выживание, усвоенные социокультурные программы, структуры бессознательного. Все это – своего рода «настройки», под влиянием которых формируется оптимально комфортная для человека картина мира.
Такие настройки срабатывают не только на уровне обыденного сознания, но и в научном исследовании. Выяснилось, что личность наблюдателя – необходимая часть научного эксперимента, от которой зависит его результат. Но если сам процесс научного исследования видоизменяет изучаемое явление, то можно ли считать результаты стопроцентно верными? Более того, можем ли мы полагать, что полностью понимаем это явление, если, по крайней мере, один из ключевых факторов – сознание исследователя – не рассматривается как часть исследовательского процесса, и на него не произведена поправка?
Т. Кун показал, что история науки – не столько процесс кумулятивного накопления знаний, сколько смена парадигм – комплексов представлений, характерных для того или иного научного сообщества, многие из которых принимаются на веру, и поэтому их можно назвать научными предрассудками, довлеющими над сознанием исследователей. В соответствии с этими представлениями формируется картина мира, устанавливаются критерии научности, а все, что в них не укладывается, объявляется ненаучным и иррациональным.
В последние
Назаретян А. П. Универсальная (Большая) история – учебный курс и поле междисциплинарного сотрудничества // Вопросы философии. 2004, № 6. С. 70–71.
