не обнимал меня так нежно, и так, что аж мурашки бежали куда-то в самое нутро. Я думала, что грудь предназначена только для дитя… а это так приятно. И палец во мне не больно.
Сладкие воспоминания начинали снова волновать меня, если это такая болезнь, то она самая лучшая из всех.
А утром стыд залез в мою голову и начал рвать на кусочки. Эйфория сменилась отчаянием, и я проплакала полдня. Обедать я не вышла. Мне сильно нездоровилось. Метания души невыносимо выжигали все внутри, хотелось умереть до приезда Кирилла Петровича. Сон не приходил, чтобы как-то облегчить мое состояние, а за окном кричали сверчки так громко, что хотелось кричать вместе с ними.
Я встала, чтобы закрыть окно и не слышать их.
«Анастасия Андреевна» букет полевых цветов упал на пол. Я хотела закричать, но не смогла. Он обнял меня и мое тело затрепетало в его руках.
Он целовал меня, и я снова забыла обо всем на свете.
Он расшнуровал сорочку и заботливо снял с меня. Я осталась перед ним без ничего, нагая и беззащитная. Мурашки от пальцев до коленок покрыли меня, и грудь моя вздымалась от волнения, до боли стали твердыми темные круги.
Иван Петрович касался меня, и я дрожала в ответ, то ли от холода, то ли от желания снова улететь на небо, там, где яркие звезды…
Он обнял меня и стал целовать мои безжизненно опущенные руки, потом положил их себе на плечи и поцеловал в губы. Нескончаемо сладкий поцелуй. Я гладила его шею и касалась волос, мне было приятно и хорошо, он целовал мою шею. Внизу снова все заныло и стало очень мокро. Во мне просыпалась другая женщина, которая пряталась глубоко, возможно где-то за печенкой и вот она осторожно выглядывала и вздыхала вместе со мною.
Он положил меня на одеяло и, приподнявшись на локте, смотрел на меня ненасытно, как зверь. Я дотронулась до его щеки, губ, шеи. Он взял мою руку, поцеловал ладонь и положил ее на горячий и твердый, мне стыдно говорить об этом… но мне не было страшно, мне хотелось, чтобы он поскорее оказался во мне.
И я посмотрела ему в глаза и кивнула. Он повернулся и оказался сверху меня. Я вся дрожала. Он раздвинул мои ноги и дотронулся им, я готова была расплакаться. Но он медленно и совсем не больно скользнул в меня и будто наполнил собою. Мое дыхание стало таким частым, что казалось потеряю рассудок. А он стал двигаться все быстрее и быстрее. Чтобы я не закричала он закрыл мой рот ладонью, и я зубами сжала кожу, но не чувствовала этого, потому что взрывалось во мне что-то невероятное… волна за волной, как море на картине заезжего художника. Горячее семя он размазал по моему животу и упал рядом со мною.
Я была счастлива. Мои ноги снова не слушались меня, а в голове звенящая пустота и нескончаемая радость.
После я ждала каждую ночь и каждую ночь Иван Петрович приходил ко мне, и мы снова и снова улетали с ним к звездам.
Однажды он бесстыдно усадил меня сверху, и я была словно наездница на коне, только седло на нем особенное и страсть,
