охота не средство пропитания, а мы всё равно считаем их главнее. – Захария прервалась. – Здравствуйте! – поздоровалась с прохожим по улице Ив. – Вот почему именитых художниц нет так много, как мужчин. Вряд ли из-за отсутствия таланта.
Интересную мысль высказала Захария о культе мужчин в нашем мире, используя местоимение «мы». Действительно МЫ их считаем культом, женщина в воспитании ребёнка занимает ключевую роль. Это женщина внушает мальчику, что у него прав больше, а девочке – что она вторая. Да, это мы, мы, женщины, создали такой мир, где девочка растёт с целью получить образование для удачного брака. Делать многочисленные операции на лице и на теле, чтобы не стареть и нравиться мужчинам. Ходить на каблуках, потому что так более привлекательно, эстетично.
Не мы ли создали эти иллюзии соблазна? Мы в погоне за вниманием противоположного пола истязаем своё лицо и душу, лишь бы нас желали, предпочитали другим. Мы утверждаем, что делаем всё это для себя, но нет – это всё делается для других, чтобы другим нравиться. Себе я должна нравиться и в обносках, и без пышной шевелюры, без мейкапа, без длинных ресниц и ноготков. Какая разница, как в нас влюбляется мужчина, главное – как мы в себя влюбляемся. Извини, дорогой читатель, меня унесло не туда.
Глава II
Захария познакомила меня с дедушкой, который и основал галерею. Тридцать лет назад Салом обошёл всех чиновников города, чтобы получить разрешение на дело своей жизни.
Это был нестарый человек, всего 65 лет. Я упущу детали знакомства с ним и коротко расскажу о сведениях от него про человека, которого ищем. Дедушка Салом посмотрел на снимки картины номер 28 и сразу узнал, на всякий случай, я показала также снимок «Чёрный мак» на экране телефона, сделанный в галерее, хотела убедиться – один и тот же автор или нет. Салом узнал сразу. Подтвердил:
– Обе картины приносил один и тот же человек. Его зовут Максимилиан, вид у него был всегда болезненный, – описал Салом того, кого я искала. – Про него можно узнать в колледже искусств, я дам адрес, сходите. Он учится там, или учился, не следил за ним.
– Но почему без имени и подписи, разве автор не хочет оставить своё имя в истории искусства? – спросила я.
– Найдите его, пусть он сам расскажет, – старик опустил глаза, как подсудимый, но за что, не ясно. – Последний раз, когда я его увидел, – это был день, когда он принёс «Чёрный мак», парень попрощался со мной, я помню, потому что это был мой последний день в галерее. Тогда я решил, что он, как и многие голодные художники, решил больше не писать, или, как часто бывает, не находя себе места в этом городе как художник, уехал обратно, домой.
– Художник становится в цене после смерти, – добавила я.
– Зачем умершему слава? Он превратился в пепел, в пыль, ничего больше не имеет смысла, кроме детей и близких, которые пожинают плоды. – Это было цинично, но правдиво. – Захария, ты должна его помнить, он работал осенью в мастерской у моего друга Иго, но недолго, что-то произошло, Иго больше не звал его.
Захария прищурилась,
