Однако не случись с царем Давидом того, о чем мы говорим сейчас, меньше было бы заковыристых головоломок у наших мудрецов. Теперь раби Меир-Ицхак расскажет всем нам одну грустную историю, приключившуюся в его городе Доброве. Прошу тебя, раби, начинай.
Вступление раби Якова возбудило общее любопытство. Хасиды, не исключая Шломо и Шмулика, навострили уши и выжидательно воззрились на раби Меира-Ицхака, лик которого казался еще безрадостнее, чем у божинского цадика. Меир-Ицхак приготовился было начать рассказ, но тут Голда, пренебрегая значением момента, бухнула на стол вынутый из печи дымящийся горшок со свежим супом. Брюхо разговоров не любит. Поэтому внимание гостей естественным образом переключилось на новый важный объект.
Голда разлила варево по чашкам. Ломти халы были заготовлены заранее. Водку из штофа поделили поровну, произнесли благословение и принялись работать ложками и челюстями. У хасидов замечательный аппетит, и всего лишь через минуту-другую громкого чавканья они покончили с супом, вытерли миски последним куском халы и вновь уставились на раби Меира-Ицхака.
2
– В Доброве живет некий состоятельный иудей, – начал рассказ раби Меир-Ицхак, – имя которого удивительным образом совпадает с именем великого царя, о котором говорил ваш цадик раби Яков. Итак, зовут этого мужа Давид. Он хоть и не хасид, но производит впечатление добропорядочности. Впрочем, дорогие мои, всякий истинно страдающий вызывает у людей сочувствие, и уж только поэтому люди склонны видеть достоинства его и забывать о свершенных им грехах. Надо вам сказать, братцы, что Давид и вправду глубоко несчастен, и душа его истерзана, и не видит он для себя спасения.
– Состоятельный и при сём несчастный? – задал вопрос некий не наделенный воображением хасид.
– Да, любезный, бывает и такое, – ответил рассказчик, – вот послушайте его историю и всё поймете. Четверть века назад юный Давид владел весьма крупным богатством, не то что нынче. Хоть и молод был, а правил делами умело, словно многоопытный воротила. Держал наемников, платил им справно, а взамен получал работу отличную.
– Жениться Давид не спешил, – продолжил раби Меир-Ицхак, – хоть и предосудительно это. Думал, мол, еще год, да еще год: чем тяжелее казна, тем скорее богатую невесту сыщу, соединим капиталы, и тогда держись, Добров – уедем за океан и станем там миллионщиками! Иными словами, жил Давид холостяком. Однако, дорогие хасиды, некоторые из вас изведывают, а другие помнят, что кипит молодая кровь, и жаждет человек ласки.
При этих словах раби Яков оглядел свою паству красноречивым взглядом, многозначительно поднял вверх указательный палец правой руки, а потом с благодарностью обнял за плечи рассказчика.
– Слушайте дальше, – произнес ободренный раби Меир-Ицхак, – трудился у Давида отличный парень, на все руки мастер и красавец в придачу. И невесту он себе нашел замечательную – девушка трудолюбивая и милая видом. Они справили свадьбу,
