мои возможности.
– Джош, я люблю своего сына, но порой мне кажется, что его единственное достоинство – это дружба с тобой. Пожалуй, только ради тебя я и не бросаю его. – Она качает головой, и я понимаю, что она шутит. Дрю – маменькин сынок до мозга костей. Но при этом ее вечная головная боль. – Ха, какой ты скрытный. Ты научился печь? – Миссис Лейтон вертит в руке надкусанное печенье, рассматривает его.
– Вовсе нет. – Я умолкаю, глядя на тарелку. Часть дна уже просвечивает, по краям виден синий узор из «огурцов». Тарелка, наверно, из сервиза, нужно ее вернуть. – Меня угостили.
– Угостили? – подозрительно вопрошает миссис Лейтон. Я вижу, что в ней взыграло любопытство. Она устала пытать Дрю про его подружек, потому что это дохлый номер: он меняет их как перчатки. Но меня неустанно теребит, все надеется получить правдивый ответ. – Хм… – Она снова кусает печенье. – Тот, кто тебя угостил, умеет печь. Вкусно.
– Я ничего не скрываю, – улыбаюсь я, отвечая на вопрос, который она задала, не спрашивая. – Я правда не знаю, кто их принес. Утром нашел на крыльце.
– О, – произносит мама Дрю, вытаскивая печенье изо рта. Улыбка сходит с ее лица.
– Я догадываюсь, кто это был. Так что ешьте смело. – Ее черты чуть смягчились от облегчения. Я догадываюсь, кто меня угостил, но точно не могу сказать. Записки к печенью не прилагалось, но, думаю, это своего рода «спасибо». Да и кто это еще мог быть? – Я уже штук шесть съел. Если б меня хотели отравить, мы бы уже знали.
Мы поговорили еще несколько минут. Потом миссис Лейтон встает, собираясь уходить. Напоследок еще раз уточняет, действительно ли я не приду на ужин. Я подтверждаю, но она и так это знает. Я все еще злюсь на Дрю за пятницу, и пока у меня нет ни малейшего желания разгребать его дерьмо.
– Утром я ждал ее на парковке, – сказал Дрю, когда в понедельник я столкнулся с ним перед звонком на первый урок. Накануне вечером он звонил мне, но я не взял трубку и его сообщение на автоответчике стер, не слушая. Я не разговаривал с ним с субботы, когда он после обеда явился ко мне, интересуясь, что было с Настей после того, как он сгрузил ее у меня. Я мог бы сказать «оставил», но мы оба знаем, что это не так. Одно дело, если бы его действительно волновало, добралась ли она до дома, как себя чувствовала, но ему лишь хотелось выяснить, сильно ли она обижена на него, и я не собирался его успокаивать. Надеюсь, она злится на него. Есть за что.
– Она со мной не разговаривает, – смеется он, идя вместе со мной на первый урок. – То есть не делает характерных мимических движений, давая понять, что признает мое существование. Палец, правда, показала, но это, может быть, просто тик или мышечный спазм.
– Разумеется, – отвечаю я.
– Ты тоже все еще злишься на меня?
– Переболел.
– Ну и правильно. Слушай, а чо злиться-то? Я привез к тебе домой классную девчонку, пьяную, да к тому же немую. Это ж просто подарок.
Я останавливаюсь,
