попытаюсь отбрыкаться всеми возможными способами. Преподаватель, мисс Дженнингс, миловидная женщина двадцати с чем-то лет, белокурая, с короткой стрижкой – у нее руки настоящей пианистки, аж смотреть тошно, – заставила нас сесть в круг. Как в детском саду. Что позволило бы каждому из нас рассмотреть во всех деталях друг друга, составить мнение о каждом. Ну и, конечно, познакомиться. Не без этого.
Игра как игра, бывает и хуже. Каждый должен озвучить три факта о себе, один из которых не соответствует действительности. И весь класс пытается вычислить, какой из фактов недостоверен. Вообще-то, жаль, что я не приму участия в этой игре, потому что иначе это было бы нечто. Я бы многое отдала, чтобы послушать, как мои одноклассники вместе с прелестной белокурой феей обсуждают правдивость каждого из трех моих заявлений.
Меня зовут Настя Кашникова.
Я была одаренной пианисткой, а теперь мне даже в подготовительном классе музыки делать нечего.
Два с половиной года назад меня убили.
Переходим к дискуссии.
Вместо этого, когда доходит очередь до меня, я сижу с каменным лицом и молчу. Мисс Дженнингс выжидательно смотрит на меня. Загляни в журнал. Она все так же смотрит на меня. Я смотрю на нее. Мы обе, как чудны́е, смотрим друг на друга. Загляни в журнал. Тебя предупредили, я знаю. Я пытаюсь телепатически навязать ей свою волю, но, к сожалению, сверхъестественными способностями похвастать не могу.
– Вы не хотите сообщить нам о себе какие-нибудь три факта? – спрашивает она так, словно обращается к дебилке, которая понятия не имеет, что происходит вокруг.
Наконец я бросаю ей кость: чуть заметно качаю головой. Нет.
– Ну же. Не робейте. Берите пример с остальных. Это ведь так просто. Никто не просит, чтобы вы раскрывали какие-то свои страшные тайны, – весело говорит фея.
Это хорошо, что никто не просит, иначе от моих страшных тайн ей бы кошмары стали сниться.
– Представьтесь хотя бы, пожалуйста, – наконец просит мисс Дженнингс, идя на попятную. Она явно не из тех, кто готов состязаться в борьбе характеров. Ее терпение на исходе.
Я снова качаю головой. Я по-прежнему смотрю ей в глаза, и, полагаю, ее это выбивает из колеи. Мне жаль мисс Дженнингс, но ей следовало выполнить свою домашнюю работу до занятия. Как это сделали остальные учителя.
– Ла-адно, – тянет она, и ее тон меняется. Видно, что она начинает злиться, но и я – тоже. Я разглядываю темные корни ее волос. Надо же хоть на чем-то сосредоточиться, пока она, опустив голову, просматривает что-то – вероятно, классный журнал, – лежащее перед ней на планшете. – Пойдем методом исключения. Вы, должно быть… – она умолкает, улыбка на мгновение сходит с ее губ, и я понимаю, что до нее дошло, ибо лицо мисс Дженнингс совершенно иное, когда она снова поднимает голову и обращает на меня взгляд: – Простите. Вы, должно быть, Настя.
На этот раз я киваю.
– Вы не разговариваете.
Глава
