ним лис седой поджидает.
– Осилил, значит. Крепко путь держишь. За мной иди, уважим бабулю.
В рощу березовую привёл Кугыжу:
– Здесь положи, спокойно ей будет среди белобоких.
Схоронил старушку Кугыжа да сам присел дух перевести. Спиной на ствол облокотился, глаза прикрыл.
Прикрыл вроде на миг, открыл – среди двора лежит. Сапоги изорваны, ноги в кровь стоптаны. В руках – рубаха заветная. Обрадовался Кугыжа, стиснул обретенное – никому не отдам! Смотрит – Бздун Прокопьюшко за забором стоит. Вцепился в колья, аж пальцы побелели, ровно как Кугыжа – в рубаху чудную. Не злословит, смотрит на руки Кугыжины. И взгляд, как будто мечту заветную усмотрел, что и не чаял уж увидеть: тоска напополам с желанием смертным в глазах. Руку протянул дрожащую – мольба во взоре.
Встал Кугыжа, посмотрел на Прокопьюшку, на рубаху глянул, опять на Прокопьюшку, да и протянул ему обнову, отдал. Сам не понял, что сделал, одно чувствовал – правильно так.
Схватил рубаху Прокопьюшко, взором жадным впился и тут же на тело свое скореженное натягивать взялся. Мягко легла рубашка. Складки где расправились, там и тело с ними. И как будто истаяла рубаха, внутрь ушла – разовая оказалась. Выпрямился Прокопьюшко, стройней да выше стал, лицом просветлел. Посмотрел на Кугыжу и говорит:
– Прости меня, друг. За все прости. Чуть не сгубил я себя и тебя цеплял попутно. С малого начал, слабости потакал своей. За дела новые не брался, новому не учился. Боялся – засмеют. Лучшим быть хотел, а не делал ничего. Завидовать стал тем, кто делает. Даже тем завидовать стал, кто ошибается, падает, дальше встаёт, опять пробует. «Как вы можете такими быть?! – кричать хотел. Не получается же у вас! Почему не бросаете, не отступаете?! Я же отступил! Чем вы лучше меня?» Сам не заметил, как скрючило всего. Всех ненавидеть стал. Самому с того тошно, а по-другому не могу. С тобой рядом поселился. Знал, что шаман ты. Ненавидел тебя. Знал, что рубашка чудная есть, что помочь мне может. Мысль была – ты-то сможешь добыть. Но попросить не осилил – злость ела. Получается у тебя все. Почему у тебя? Почему не у меня? И смотреть на тебя тошно удачного, и уйти не мог. Так и таскал свою зависть кругом тебя. А ты мне рубаху эту отдал. Не думая. Спасибо тебе, спас ты меня.
– Да ладно. Че уж там… – махнул рукой Кугыжа. – Пойду ещё погадаю. Может, где и для меня рубаха сыщется.
И пошёл к избе, раздумывая, радоваться ему или бороду рвать себе за доброту свою безмерную. Самому-то как теперь сомненья в веру выправить?
– Да не нужна тебе рубаха-то, – окликнул его Прокопьюшко. – Ты вон даже с моей «помощью» с пути не соступил ни разу. И так сильный и делам своим верный. Точно тебе говорю. Знаю, как оно…
Остановился Кугыжа, подумал, в небо посмотрел, улыбнулся.
– А пойдём, – говорит, – Прокопий, обновку твою обмоем. Да баню затопим, а то я с дороги.
И пошли.
Прокопий
