тава Европы – Россия, нации которой отказано в европейской идентичности. Нам следует твердо уяснить для себя обстоятельства и риски, вытекающие из этого факта.
Текст, отвергнутый французами и голландцами, позволяет здраво оценить потенциал грядущей десуверенизации.
Когда консерватор В.Жискар д’Эстен, в свое время распорядившийся, чтобы «Марсельезу» играли на такт медленнее, возглавил подготовку Конституции для Европы, в коридорах Брюсселя раздавались смешки. Но текст состоялся как текст, вот он перед вами: великолепный монтаж ценностей и отборных государственно-правовых производных! Источник власти на деле неясен, ее средоточия, мнимо публичные, практически недосягаемы. Сдержки и противовесы власти столь бесчисленны, что сами из себя образуют бесконтрольную власть. Там и тут по страницам разбросаны намеки на суверенитет, но у кого он? Президент Клаус, недоверчивый чешский буржуа, верно учуял в творении французского аристократа советские реминисценции: власть облекает граждан со всех сторон, как униформа, сменить ее так же трудно, как заменить программную среду. У евробюрократии всегда наилучший software! Если это демократия, вопрошает Вацлав Клаус – где демос?! Фикция суверенитета, имитирующая волю несуществующей нации евро, за фасадом скрывает кипучую жизнь бюрократической аппаратуры – все заставляет вспоминать первую Конституцию СССР (1922 года). И та же непреклонная воля вытеснять, вместе с правом вето, право нации сказать «нет».
Упразднение силы вето превращает брюссельскую бюрократию в унифицирующую анонимную власть, невольно склоняющую правительства к заранее подготовленному решению. Так вот и сам Жискар д’Эстен, строчка за строчкой, навязывал членам Конвента свои формулировки в качестве «компромиссных» – европейское боевое искусство, перед мощью которого склонялся не один МИД России.
И что остается еврогражданину? Унифицированная евромасса, назначение которой – проголосовав, отослать суверенность по адресу «Брюссель, до востребования»? Свободная нация – это нюансы и цвета, увещевал великий грузин Константинэ Гамсахурдиа Владимира Ленина в своем известном письме – Вы говорите: коммунизм не имеет границ. Вот и Наполеон говорил: Европа будет иметь границы там, где восходит и заходит солнце...
В России недооценивают то обстоятельство, что две отечественные войны, 12-го и 41-го годов, она вела именно с объединителями Европы. Насильники-унификаторы вторгались в Россию именем европейского единства. Еще Наполеон грезил, что его Кодекс станет конституцией для Европы, объединенной под знаменем, расшитым золотыми пчелами. И он не был последним:
Слабость Европы – в чрезмерном количестве таможенных барьеров, тарифов и валют, в чрезмерном национализме и акценте на национальный суверенитет. Эти причины для ненависти и неэффективной экономики должны быть устранены. Европейская империя примет форму конфедерации свободных государств. Они будут иметь единую европейскую валюту и единую администрацию, занимающуюся вопросами внешней политики, полиции и армии, в которой нации будут представлены национальными формированиями. Торговые отношения будут определяться особыми договорами…
Эти слова принадлежат Адольфу Гитлеру. Когда фюрер «объединил» Европу, кого силой, кого добровольно, двум европейским державам, отказавшимся от унификации и сохранившим суверенитет, Англии и Советской России довелось освобождать Старый Свет.
На границах России складывается сверхгосударство – единственное в современном мире уклоняющееся от вопроса, где пройдет его окончательная граница.
Его авангард – бюрократия, представитель которой – чиновник-моралист. Новый стиль европеизма соединяет дидактику с инквизицией, опять же, наследуя худшие стороны позднесоветского стиля. Прежнее вольное представление русских о «духе Европы» исключало интерес к морализированию дипломатов. Но сегодня мы видим именно строгого чиновника – толкователя идеалов, обучающего восточных недорослей евроатлантическим ценностям (знал ли о них Антон Чехов?), что еще недавно казалось неевропейским. (Таких людей великий норвежец Нильс Кристи называет «товарищи-функционеры».)
Нациям предлагают принять стандартизированный пакет ценностей заодно с инстанцией, которая вправе их контролировать. Стандарт в ценностях важней их состава, но важней всего – власть контролера! Контролирующая стандарты инстанция все чаще курсирует между Брюсселем и Вашингтоном. Ценности, устанавливаемые экспертным путем, затем продвигаются военной силой. И это не ново – таков ранний Советский Союз, «отечество всех людей труда и доброй воли». Риторика Хавьера Соланы с легкостью повторяет раннесоветскую риторику – европейцы сами решат, где проходить границам их мирового отечества.
Возникнув 15 лет назад с паролем «суверенитет» на устах, Россия весьма чувствительна к попыткам установить в мире новый имперский стандарт.
История играет важную роль в нашем понимании суверенитета. Россия определяет себя
