мужей. Многие из них являлись баронами. И каждый из баронов возмущался больше всех остальных тем, что их титулованный собрат нарушил данное слово. Их не интересовало, что в баронстве Вуков барон был почти так же почитаем, как король, а в Великой Унии этот же титул носили знатные люди средней значимости и такого же влияния. Раз титулы созвучны, значит и Вук принадлежит к их касте! И это просто возмутительно, что сей муж повел себя так! Это недостойно барона!
Те немногие воеводы, что находились внутри шатра, получили высокие звания за действительные воинские заслуги. И хоть их допустили на собрание Верховного штаба, они все равно ничего не решали. Слишком уж были худородны эти, вроде бы, как благородные люди. Стояли позади остальных и почти ничего не видели. Чтобы понять, что происходит, им приходилось напрягать слух и ловить каждое сказанное слово. Но когда поднимался шум, сделать это практически не представлялось возможным. А шумели тут часто. Каждый желал высказаться.
Простых капитанов и лейтенантов, то есть обычных рыцарей (если они не занимали почетной должности), просто выгнали на улицу взашей, чтобы не устраивали толкучку и охраняли шатер от любопытных ушей рядовых. Нечего простым воякам совать свой нос, куда им не положено!
В центре, за огромным столом, располагалось два стула из красного дерева, резной работы. Стулья эти были скорее похожи на троны, чем на обычные сиденья. Именно в их сторону и направил свои слова Альберт фон Кёниг. На одном восседал его маршал Роджер Гудман, на другом самый влиятельный после короля человек в Великой Унии, герцог Правский, Ференц Сепрентос.
Человек шестидесяти трех лет, худой и жилистый, еще вполне сильный и бодрый, герцог Сепрентос выглядел на свои годы. Но когда начинал двигаться и действовать, то казалось, что в нем сохранился дух мужчины в самом расцвете сил. Бесцветные и ядовитые глаза его смотрели без эмоций, расчетливо и оценивающе. Седые волосы он зачесывал назад, лицо его покрывала такая же белая и жесткая щетина. Никто и никогда не мог понять, что творится в голове этого человека. За бездушной маской лица скрывал он свои планы, козни и помыслы.
Сейчас наместник Юга сплел пальцы, откинулся на спинку своего изысканного «трона» и готовился внимательно выслушать слова генерала Кёнига. Когда он делал так, все умолкали. И наступила гробовая тишина. Только слова графа Альберта вновь прорезали ее:
– И я готов под этим подписаться моим именем. Мы не можем начать войну. Подумайте, милостивые государи, – граф окинул взглядом всех присутствующих, – как воевать? Солдаты устали. Мы совершили такой длительный переход. А главное, у нас в тылу армия пленных, коих многие вообще называют рабами. Я лично воздерживаюсь от этого слова, потому что свято чту законы Виртленда.
– Ха, а законы Правии вы не почитаете, генерал? – выкрикнул Тибор Скорпий. Черствые глазки этого верного прихвостня Сепрентосов излучали злобу. Многие считали, что
