ответил Казимир. Солдаты вышли, капитан схватил Мейнхарда за локоть и толкнул к столу. Сам же снял шлем, сел и положил рядом с собой кинжал. Куратор Витос и двое незнакомцев пристально смотрели на Мейнхарда. Он чувствовал себя шлюхой, которую выбирают господа. Это разозлило его. Он был смышлен, но часто гордость вызывала в нем гнев. В целом, он всегда знал, что он – любимец отца. Он пользовался этим, порой досаждая братьям, задевал их в ответ на их шуточки, иногда и сам, первый напрашивался на ссору. Мейнхард вскинул голову и смело, с вызовом, посмотрел на куратора.
– Ха, граф, он действительно из благородных! Раб, которого продали собственные братья, попавший в наше королевство не по праву завоевания, не по праву худого происхождения. Вы правы, такое нечасто встретишь.
– Вы знаете, что я не люблю, когда меня называют графом. Я простой солдат короля. Зовите меня по званию, – скривился Казимир. – Все, как я и говорил. При этом, гневлив, что для раба крайне опасно. Впрочем, мне и представляли его, как спесивца, потому я и дал за него всего двадцать золотых. Спесивцы живут очень недолго в качестве невольников, куратор.
– Но как же вы решились купить его? Ведь запрещено продавать и покупать в рабство благородных людей.
– Все просто. Это запрещено в нашем королевстве. А барон Вук и его баронство не находятся под нашим протекторатом, не являются нашими союзниками, и с их стороны никогда не изъявлялось желания верно служить нашему благочестивому и мудрому королю Готфриду. А потом, его милые братья собирались его прикончить, но решили умыть руки и продать его. Значит, у них есть план по поводу его отца. Да и говорят, что он уже при смерти. Я решил подыграть им. Ну, а самое главное, формально сделка была оформлена. Он не вопил и не орал о несправедливости. Да, и куда там! Ему бы пустили кишки. Никто из свидетелей его не поддержит, они все – челядь его братьев. А я отдам его вместе с моим нерадивым сюзереном-герцогом королю, и тот, возможно, сможет использовать его в своих целях. Почему бы наконец не устроить так, чтобы баронство почтенного Вука начало проявлять к нам благосклонность. Я не знаю, как это осуществить, но это уже вопрос политики. Если король посчитает возможным, он все устроит. Ну или у него просто будет знатный раб.
– Наш король справедлив.
– Именно, а я проливал за него кровь, и наш дом давно верно служит королю. Он будет справедлив и ко мне. Поверьте, я не раз приносил королю ценные подарки. Что-то подсказывает мне, что этот подарок тоже будет ценен. Я чую это, и у меня отличный нюх на такого рода дела.
– Как скажете. А герцог? Впрочем, все знают, что ваш дом считается только с королем, а герцог властвует вами лишь де-юре. Король Готфрид же дозволяет это.
– Верно. Это ни для кого не секрет. Герцог Виртленда слаб, глуп, но добр. Для северного народа это не лучшие качества. Все в мире устроено как-то не совсем соответственно. Нам нужен такой человек, как герцог Правский.
– О да, наш благодетель Ференц Сепрентос, человек
