осень – золотая смерть,
Всё шире открывают двери бары,
В них одиноких глаз не разглядеть,
Когда они клоня́тся над бокалом,
В котором «Баллантайнс» уже на треть…
И кто тогда не выглядит усталым?
Такое вот повторное кино.
А фосфор фонарей – намёк, собака,
Что вышла на болота заодно
С библиотекой сумерек и страха.
«Не подходи к болотам торфяным», —
И мне писал Джеймс Мортимер когда-то…
Теперь лишь космос, то есть аноним
Космический с записками формата
Не финиша. С насмешками в окне
О трёх башках Геката и собака,
В огромном фосфорическом огне
Горят-горят все знаки Зодиака.
Молоко неизвестной силы
«В октябре и демоны пьют глинтвейн», —
Повторял старик, точно это мантра,
Не сумевший выучить «Журавлей…»,
Улетевших в Африку. Саламандра
Одевает тёплое: шкуру-мех
Бестиарий-маркет подкинул твари,
Положи в огонь и – услышишь смех
Мастерской глубин, где плетут кошмары.
Прикоснись слегка – изо рта зверька
Молоко пойдёт неизвестной силы,
И твоё лицо, и твоя рука
Переменит цвет, как в кино вампиры.
Это цирк? Не цирк. Наливай в бокал,
Осуши огонь под оттенки света
Постаревшей лампы, и сам ты стар,
Ничего не слышишь помимо ветра…
В октябре и ангелы пьют вино,
Эликсир небес заливают в глотки.
Молодой старик будто видит дно
Демонизма, а, перерывши шмотки,
Посреди находит очки: вот-вот —
И гляделки тоже деталь у Босха;
Помнишь триптих, где сатанинский крот?..
Что-то, видно, есть в закромах у мозга,
А вернее бы написать – в мозгах,
Спорадически не в ладах со словом…
Всё же осень – это ещё и страх:
Будь к приходу бабы с косой готовым.
Ржавый цвет луны. Рыжий цвет листвы.
Осень жизни и – сорок капель в рюмке.
За окном дома, словно бы мертвы
От покатых крыш до пастушьей сумки.
Жёлто-китайское
Призрак осени спит беспробудно,
Ветер тянет туземную весть,
Облетает с кустов поминутно
Цвета сангрии нежная шерсть.
Прямо в море пикирует жёлтый,
Постаревший востоком дракон,
В лапах зверя живой или мёртвый?
В мертвецах я совсем не силён.
Пасть раскроет и щёлкнет клыками —
Желтоликих накроет лафа,
И проявится над головами
