геополитики даже теоретически не может быть: она всегда будет геополитикой англосаксонской, германской, русской, арабской, китайской, японской, турецкой и т. д., отражая специфику качественного подхода каждой из национальных школ. И все же эти подходы становятся подлинно геополитическими, когда возвышаются до обобщения, оперирующего с изначальной геополитической парой, соотнося историю своей страны, религии, культуры, расы с основополагающей структурой кода суша-море.
По мере повышения интереса к геополитическим исследованиям становится все более насущным дать четкое определение геополитики, для того чтобы это понятие не сужалось и не расширялось. Базового определения шведа Рудольфа Челлена «геополитика есть дисциплина, изучающая отношение государства к территории» явно недостаточно сегодня, так как более чем столетние исследования в этой области показали, что геополитический метод вполне применим не только к анализу истории государств, но и к систематизации цивилизационных, культурных, религиозных и экономических закономерностей. Сегодня мы вполне можем говорить о «геополитике православия» и «геополитике ислама», о «геополитике социализма» и «геополитике демократии», о геополитике «белой расы» и геополитике «негритюда». По этой причине мне представляется своевременным дать иное, более широкое определение «геополитики».
Геополитика есть дисциплина, изучающая человечество в его взаимосвязи с пространственным фактором.
В последние столетия само собой разумеющимся был исторический (временной) метод, основанный на строгом и качественно осознанном диахронизме: вся бытие народов и государств рассматривалось, описывалось и изучалось как процесс развития. При этом постоянными считались именно универсальные закономерности исторического развития, развертывание бытия во времени. В этом проявилось увлечение диахроническим подходом, фасцинация качественным временем, т. е. собственно историей. География (пространство) понималась исключительно через призму истории (времени). Поэтому народы и страны, религии и культуры имплицитно и эксплицитно делились на «развитые» («передовые», «прогрессивные») и «неразвитые» («отсталые», «примитивные»). При этом исключительность историцизма отказывала неразвитым в праве на какую бы то ни было ценность и оригинальность: они становились ценными, только «догоняя передовых».
Сверхэксплуатация историцизма дала множество интереснейших учений, но и привела к массе несправедливостей, одной из которых – наиболее вопиющей – является европейский расизм (от работорговли до ужасов Освенцима). Приверженность к критериям качественного времени, принадлежность к более высоким этажам истории как бы наделяло одних правом на господство над другими только на том основании, что другие являются «недоразвитыми», а значит, не столько «другими», сколько «такими же, только несовершенными, недоделанными, ущербными». «Прогрессивные» нации вменили себе
