прямо на поставленный вопрос, и не сулит ли ей эта прямота очередную порцию неприятностей. Собеседник оставался столь же безэмоционален, как и в самом начале их нетипичного знакомства. Он вел себя так, будто в принципе не мог испытывать никаких эмоций. О его душевном состоянии лишь отдаленно можно было судить по глазам, большим и широко открытым, а еще практически не моргавшим вовсе, отчего он, когда долго молчал, походил на восковую фигуру, восседавшую у костра и готовившуюся вот-вот начать плавиться от тепла, исходящего от пламени.
– Отчасти, – наконец ответила она.
– Что это еще за отчасти? Можно быть либо психом, либо здоровым. Никаких тебе частей. Я понимаю тебя. Все это выглядит, так скажем, непривычно для глаз… кем ты там сказала ты являешься?
– Я биолог.
– Ну как скажешь. Для биолога из большого города это все выглядит не вполне нормально. Но люди здесь живут таким образом много десятков лет. Они выживают, охотясь в этом лесу. И тут происходит такое. Трое охотников из Белой Скалы пропало с прошлой осени. Ты говоришь, можно обойти этот квадрат. Но тут река по ту сторону, – он снова указал рукой куда-то вдаль, – чтобы до нее добраться, нужно идти напрямик, иначе, если в обход, путь туда-обратно может занять больше двух недель. По горам, через лес, с грузом. Вы-то в эти ваши экспедиции отправились на квадроциклах с прицепами. У нас тут в лес пешком ходят.
– Но почему не вызвать помощь? Почему не сообщить людям о том, что здесь твориться? Ведь это, очевидно, не просто какой-то хищник.
– Ну да, можно было бы. Сбежать, добраться до радио и вызвать людей из большого города. Да, так можно было бы поступить. И даже можно было после этого вернуться домой и рассказать отцу. Пусть и будет стыдно. Но тут есть одно «но».
– И какое же?
– В этом лесу я убиваю. Понимаешь?
– В каком смысле?
Он немного подался вперед так, что пламя осветило грязное лицо и полные недоумения глаза. Он совершенно точно был удивлен, что приходится растолковывать такие, по его мнению, очевидные вещи.
– Эти твои вопросы… Ты слишком часто не улавливаешь смысл? В этих лесах мой отец добывал себе еду, а теперь я. И, когда придет время, мой сын тоже придет сюда за едой для себя и своих детей. Ты советуешь мне бежать домой и сказать отцу, чтобы позвал тех, кто защитит нас? Ты точно не улавливаешь смысл.
Ей вдруг стало смешно. Взрослый мужчина просидел полгода в яме только потому, что ему стыдно вернуться домой. Живым.
– Жертва убегает от охотника, – продолжил он, – я не жертва.
За удивлением от услышанного пришла злость от осознания фактов.
– Вы понимаете, что если бы сразу вернулись и вызвали подмогу, то люди бы остались живы?
– Думаешь? А может умерло бы гораздо больше людей. Или ты предпочитаешь, чтобы умирали только незнакомые тебе? Я видел, как он исчез. Я держал его на прицеле, он забежал за ствол дуба, а с другой его стороны не выбежал. Он разорвал шатуна своими лапами, оторвал его голову, выдернул ее вместе с позвоночником
