что принадлежат Императорскому ботаническому саду, куда как больше, но там точно нет и третьей части того, что собрала Анна.
– Тогда откуда такой самоубийственный альтруизм?
В урну отправилась очередная визитная карточка, на сей раз вызывающего угольного цвета, аккурат по последней столичной моде.
– Оттуда, – Глеб протянул коробку, которую собрала Анна. – Взгляни.
Нераспечатанные конверты – а ведь придется возиться, рассылать визитки, отвечать, тратить время на то, что в обществе принято называть вежливостью, – отправились на пол.
Земляной приподнял крышку. Вытащил сверток. Развернул. И замер.
– Это же…
– Вечерница. К слову, у нее коробка таких клубней.
На лице друга и партнера появилось то самое выражение нежности, которое случалось во время недолгих, но довольно-таки частых влюбленностей.
– Моя ж ты…
В следующем свертке оказались листья.
– Кровянка красная… ты знаешь, сколько это стоит? А здесь… тонконог сизый? И говоришь, у нее еще есть?
– Целая кладовая.
Земляной бережно раскрывал сверток, совал длинный нос, вздыхал и убирал обратно.
– Слушай, а может, ты на ней женишься? – он поднес к губам нечто похожее на ком то ли пуха, то ли белой пыли. – Она умрет и завещает нам все…
– А может, лучше мы снимем проклятье и оставим ее при школе вместе с оранжереей, в которой все это растет?
– Вечерница не растет в оранжереях.
– В обыкновенных, может, и не растет, а вот у Анны вполне себя неплохо чувствует. Зацветать вот будет.
– Зацветать? – Земляной встрепенулся. – Серьезно? Когда?
– Понятия не имею.
Блеск в глазах Алексашки несколько настораживал.
– Это же… – он вскочил, но пух свой не выронил, напротив, держал в сложенных горстью ладонях, бережно баюкая. – Это же… ты не понимаешь… пыльца вечерницы… она зацветает через пять лет в лучшем случае… и если снять пыльцу, то…
– Пыльца там тоже была. Кажется. Не уверен.
– И ты не взял?!
– Я ж не знал, что она тебе нужна…
– Двоечником был, двоечником остался. – Пух вернулся в коробку, а Земляной вытер руки о штаны. – Значит, так, завтра ведешь и знакомишь меня с этой… чудесной женщиной, а дальше мы вместе думаем. Думаем, думаем, глядишь, чего-нибудь надумаем. А нет… будем напрягать старика.
– Полагаешь?..
Алексашка нежно погладил коробку, которая, надо полагать, весьма скоро окажется в лаборатории, в старом шкафу, на двери которого Земляной навесил пару щитов и амбарный замок в слабой надежде уберечь сокровища от подопечных.
Выражение лица его, весьма живое, сделалось отчетливо тоскливым.
– Я постараюсь сам, конечно, но… дед хоть и дерьмо редкостное, но лучший в этом деле…
– А ты?
– А я… ты же помнишь. Бездельник.
