будто на каком-то уродском аттракционе. Зато я могла его чувствовать.
– Я хочу послушать одну песню.
– Какую?
– Не твое дело, Чистюля, – я в исступлении задрыгала ногами. – Немедленно дай мне мой плеер!
Наступила минута тишины. Ну, или час. Не знаю – меня то и дело вырубало, и сознание радостно отключалось, погружая мой мозг в подобие непроницаемой комы.
– Я отдам твой плеер, если ты выпьешь таблетку.
– Что за таблетка? – я попыталась приподняться на локтях, и тут же ощутила, как внутри моего черепа взорвалась огненная граната. – Если это аспирин, то тогда пей его сам.
– Почему?
– Потому что у меня аллергия на аспирин!
Я услышала, как он тяжело вздохнул. А потом где-то рядом с моим ухом с громким стуком опустился на твердую поверхность стеклянный стакан.
– Нужно было сразу высадить тебя из машины, – в его интонации проскользнуло холодное раздражение.
– Ну прости, что у меня с рождения острая аллергическая реакция на этот препарат, – я повернулась на бок, обхватив пульсирующую от боли голову руками. – Не все в этом мире настолько идеальны, как ты. Надеюсь, когда-нибудь ты сумеешь смириться с этим!
Гребаный красавчик. Почти уверена в том, что у него ужасный характер. Такой тяжелый, мерзкий и придирчивый. Как у одиноких стариков в доме престарелых.
– В природе существуют жаропонижающие препараты, на которые у тебя нет аллергии?
Он сделал демонстративное ударение на слове «нет» и замолчал, ожидая моего ответа.
Конечно, они существуют, чертов Чистюля! Вот только тебе об этом знать совсем необязательно.
Во-первых, чаще всего мне не нужны никакие таблетки – достаточно отлежаться в постели пару дней. В прошлый раз, когда я подхватила бронхит, гоняя мяч с черными ребятами из гетто, я просто валялась в кровати дни напролет, пила чай с лимоном из своей уродской оранжевой жирафокружки и ела принесенные мамой апельсины (и была вынуждена от скуки таращиться в экран телека, на котором безостановочно крутили какую-то жуткую любовную тягомотину на испанском языке).
А во-вторых… Во-вторых, я прекрасно знаю о том, что произойдет, как только я оклемаюсь.
Стоит градуснику в моей подмышке показать нормальные цифры, ты тут же бесследно растворишься в синей дали, и я тебя больше никогда-никогда не увижу.
Я догадываюсь, почему ты меня пожалел. Почему все же не выставил из своей машины, хотя хотел это сделать. Я тебе кого-то очень сильно напоминаю. Не важно, кого. И совсем не важно, чем именно. Если бы не это обстоятельство, сейчас я бы торчала не в твоем теплом номере, а где-нибудь на промерзлой трассе, пытаясь придумать, в какую щель мне забиться, чтобы не сдохнуть от холода.
Конечно, это очень обидно. И даже немного больно. Как будто на кончик пальца пролилась капля кипятка: вроде ничего такого уж страшного, но игнорировать эти неприятные ощущения все равно не выходит. Так
