в одиночестве словами, теми, что нельзя любви озвучить,
Тучи не навлечь при случае, солнце не закрыть руками. Травму
так легко играючи нанести всерьез или по мелочи. Хрупкий мир вразнос,
град слез и трещина – где ты, скучный мир терпения?..», – исповедовался в наушниках рэпер Кекс, и Андрей плыл сквозь эти строки, пока лежал в пропасти чувств на кровати.
«…Держит только нить связующая, душу со звездой на небе.
Где-то там, в глубинах холода, ломано, изогнуто
Светится созвездие, ликом…»
«Андро-меды», – прошептал он вместе с Кексом и отрыл глаза. Стены комнаты, со столом и полками исказились от нельющихся слез. Горло перехватило, будто снова воткнул линейку Григорьев. Сухо. В комнате появился Колька, с испуганным видом, начал что-то говорить. Андрей его не услышал из-за музыки, и друг с минуту беззвучно открывал рот, походя на морского ежа. Медин наконец выдернул правый наушник: Колька смешался с Кексом.
– …пойду, а то мне надо еще алгебру делать… и только есть на земле счастье.
– Что?
– Домой мне пора… и зовут его именем Настя…
Андрей нажал паузу.
– Ты уходишь?
– Да, – отчетливо сказал Колька, и ответ заметался в тишине между искривленных стен. Андрей проморгался, сглотнул комок.
– Ладно, давай… Я пока один побуду.
Толстяк виновато поглядел на друга.
– Надо мне, – пояснил Медин и тяжело заерзал на кровати. Колька ушел.
Отец и не пытался поговорить. Вероятно, считал, что все необходимое уже сказал, а оправдываться не видел причины. Для воспитания сына, по его мнению, вполне достаточно было совместных ужинов, мимолетных игр в футбол или шахматы, раздачи «житейских» советов и подзатыльников. Был ли счастлив от этого сын – большой вопрос. Однако капитан Медин свой принцип объяснял просто: «Ребенок должен проявлять больше самостоятельности». Вот так и вырастил за тринадцать лет настолько самостоятельного сына, что плакать хотелось, и завидовать тому же Кольке. У того отец занимался сыном постоянно – кино, библиотеки, зоопарк, планетарий, занимательная математика, программирование, лыжи, санки…
– Колян, ты до сих пор на санках катаешься? – удивился как-то Андрей.
– А чего? – покраснел друг. – С горы, где сноубордисты, знаешь, как прикольно съезжать. Настоящий экстрим!
В общем, да, продолжаем: программирование, лыжи, сноуборд, гантели, тефтели, голубцы, картошечка…
– Этим уже мама со мной занимается, – уточнил Колька, гладя живот.
Повезло другу, ничего не скажешь! Настоящая семья, настоящие родители! Как-то уютно все и правильно. Со сверстниками только не складывается, хотя, казалось бы, что людям нужно? Ладно, он, Андрей, – больной, забитый, с бабушкой. Не частое ведь явление. Поэтому более-менее ясно, из-за чего глумятся. Но Колька! Толковый парень, юморной, обычный.
