к себе девушку. – Ну чего ты все ухмыляешься? – укорил он Егора. – Неужели в нашу любовь не веришь?
– Отчего же не верить-то?
– Тогда скажи, Егор, мы правда хорошая пара?
– Лучшей я не знаю.
Вдруг Кирьян отстранился от Дарьи. Некоторое время он разглядывал ее в упор, с заметным интересом, словно бы видел впервые.
После чего спросил:
– А ты ведь тоже меня любила, Дарья. Признайся, ведь любила?
Разговор затягивался. Отвернувшись, Егор спрятал ухмылку – одичал Кирьян в одиночестве, пусть душу отведет.
Егор Копыто подошел к окну и, раздвинув чуток занавески, посмотрел во двор. Его встретила ночь. Тихая, прохладная, равнодушная. Где-то у забора должен стоять автомобиль, отсюда не рассмотреть.
Брезгливо отпихнув ногой руку убитого, он вернулся к столу и устроился на освободившийся табурет.
Торопить Кирьяна не полагалось – пахан знает, что делает. А потом, Фартовый не лишен был чудачеств, не театр, конечно, но слушать занятно.
Неожиданно Кирьян нахмурился:
– Вот ответь мне, барышня, что же у тебя за натура такая – любить порочных? Сначала в одного жигана втюрилась, потом в другого! – брезгливо кивнул он на распластанный труп. – А может, тебе и третьего захочется?
Девушка отвернулась, закусив губу.
– Ты как, Егор, не хочешь побаловаться? Для друга мне ничего не жалко.
– А что, я готов, бабенка она справная, – мелко хихикнул Копыто.
– Кирьян, – взмолилась Дарья, – оставь меня!
– Знаешь, какая у меня мечта была, пока я у чекистов гостил? – Голос Фартового неожиданно посуровел.
– Какая?
– Вытягивать из тебя клещами жилочку за жилочкой, чтобы видеть, как ты от боли на стенку лезешь.
– Не делай этого, прошу тебя! – взмолилась Дарья.
Кирьян поднялся.
– Думал сам ее, собственными руками... А как увидел эти глазища, понял, что не смогу, – честно признался жиган. – Будто бы переворачивается во мне что-то. Никто так мне в душу не заглянул, как эта баба! Знаешь что, Егор, сделай это сам. Я тебя во дворе подожду.
– Как скажешь, Кирьян, – с видимым равнодушием согласился Егор. – Мне-то не впервой. – Сорвав со стены бельевую веревку, Копыто подступил к девушке. – Иди сюда, моя красотуля, я тебя сейчас приголублю!
Дарья отшатнулась.
– Не делайте этого, умоляю вас!
Кирьян вышел, громко хлопнув дверью. Спустившись с крыльца, Кирьян поймал себя на том, что он уже вычеркнул Дарью из списка живых. Из-за двери раздавался ее голос, очевидно, она умоляла пощадить ее, но в действительности от нее осталась всего лишь тень, так сказать, оболочка, не вызывавшая в его груди ни малейшего душевного отклика. Это как пожелтевшая от времени фотография, стоящая на чужом комоде и в чужой комнате. Держишь ее в руках, всматриваешься в лица, и ничего в душе не шевелится. Потому что снимок давний, а люди, запечатленные
