сидит на месте, пытает судьбу попытками, настойчивый… Неудачник. Опять всё мимо.
Что лучше для него: Москва или Питер? Юра вздыхая отвечал – «и там, и там хорошо. Пока меня там не было». На обратном пути в центральную столицу он сел в экспрессе на своё, уже почти личное место и машинально вынул блокнот с карандашом. В пять лет его увлечение рисованием началось с незатейливого рисунка. Как лекарство от бессоницы. И продолжалось тем, что каждые свои душевные волнения Юра лечил линиями, контурами, тенями на бумаге. Он начал с точки и, не отрываясь от дела до станции «Бологое», ваял свои выдуманные миры: чьи-то изящные, почти детские ладони держали мир, который был больше похож на сахарную пудру – в одной ладошке Питер, в другой Москва. Рисовал и гнался вместе с экспрессом до того, чтоб чьи-то глаза напротив ему улыбнулись, простили. Но поезд тронулся, зелёные глаза уставились на пустое место. Там нет девушки. Оттуда не доносится звук фортепиано. Никто скромно не улыбается. Пустое место. А за окном последние дни февраля завывают серой унылостью. Он поверхнул вверх ногами рисунок, добавляя к нему дома-перевёртыши. Такие уже рисовал год назад издательству на заказ. Сказали, что непонятная абстракция, переделать. В действительности Юрию самому не нравилось то, что у него вышло. Пусто и неинтересно. Совсем как он в глазах Татьяны. Поезд набирал скорость. Парень развернул блокнот обратно и лёгкими чёрточками грифеля усадил на чейй-то маленький мизинец бабочку-капустницу. Да… Её ладони и бабочки показались ему совместимыми. Он обращался взглядом к окну, когда солнце начинало клониться к закату. Что Таня видела в зимних, одинаковых пейзажах неделю назад? Что она слушала в наушниках? Чей ритм отбивала пальцами? И как случилась такая, непростая жизнь, которая не соответствовала её портрету? Юра крутил и крутил вопросы о девчонке в своей голове и медленно засыпал. Стоило полагать, что внутри у неё есть пожирающее чувство обиды на всех людей. И немного стыда перед этими же людьми. За себя такую, кто сама не может выйти из вагона поезда и бежать прочь от незнакомца. Жизнь наградила не самым лучшим передвижением. И случайному парню сложно было угадать, что способно удержать девушку Таню рядом хотя бы на пару десяток минут, чтобы, в конце концов, она сказала – «я простила и уже забыла, что ты говорил».
Только я сам себя не прощу. Очень долго.
Вокзал. Курьер открыл глаза и тут же закрыл. Здесь останется. Сил ехать к себе в Свиблово было никаких.
***
Разбейся в лепёшку, но чтобы я видела, как из тебя выходит ненависть. И любовь. Ты должна парить. Не смей опускать голову! Гранд жете выше! Ещё выше! Я хочу слышать как скрипит пол! Продолжай делать без остановки, пока я не скажу…
– Остановись, – как будто в панике Таня выдохнула на заднем сиденье в авто, как тут же Лёша покорно свернул к обочине.
В окно заглядывал луч искусственного освещения из ресторана рядом, проходившие мимо люди кутались в тепло
