территорию, башибузуков… Вам еще повезло, что вас не заметили османы.
– И что нам теперь делать? – тревожно переглянулись казаки.
Хозяин решительно хлопнул ладонью по столу.
– Тебе следует ехать одному…
– А если… опять нападут?
– Здесь не нападут, – уверенно заявил грек.
– Это почему?
Старик внезапно замолчал, перебирая кружку в пальцах. Потом неуверенно поднял ее к губам. Осторожно отпил несколько глотков.
Молчание затягивалось. Лишевьский медленно подтянул ближе саблю. Подобрались и остальные казаки. Николай, внешне невозмутимо набил табаком трубку.
– Слишком много войск тут подготовлено, – наконец медленно проговорил хозяин, – Никак война, какая намечается…
Уголек с шипением упал в чашечку трубки. Вырвались клубы сизоватого дыма.
– И еще, – продолжал старик, – тебе нужно переодеться во что-нибудь местное.
– Я тебя одного не отпущу, – произнес Лишевьский.
У Николая брови взметнулись чуть ли не на середину лба.
– С чего бы это? – полковник вновь скривился от приступа боли.
– Не справишься ты там без меня.
– Я? Не справлюсь? – задохнулся от негодования Николай Степанович.
Хозяин поднялся из-за стола.
– Утром отправитесь, – строго сказал он, – а люди твои останутся здесь.
– Здесь, – удивленно отозвался один из сопровождаемых казаков, – и надолго?
– До поселения Ялта, где находится дом графа, – пояснил старый грек, – всего несколько часов пути. К завтрашнему вечеру господин полковник вернется, и вам можно будет отправляться в обратный путь…
Адабаш, вместе сотником вышли во двор.
– Письмо, это не главное, – выдавил из себя Николай.
– А що? – подозрительно покосился на командира Лишевьский.
– А я могу тебе… Впрочем, Фома, могу, – полковник поправил шапку, впервые обратившись к сотнику по имени, – у нас есть нечто важное, чтобы сообщить Муравьеву, что Османская империя планирует вступить в войну… У нас есть с чем возвращаться к коменданту…
– А письмо?
– Доставим. Это не трудно…
Елисаветградцы
Елисаветградский пикинерный
Розовые мраморные ступени Польской лестницы монотонно отвечали на звук шагов. Башмаки сенатора Петра Ивановича четко печатали шаг по широким ступеням дворца рядом с постеленным ковром. Мерно стучали каблуки по мрамору. Укоризненно взглянул на брата Никита. По лицу скользнула гримаса. Никита демонстративно промокнул потное лицо надушенным платочком.
– Не пора ли оставить солдафонские привычки, – небрежно проговорил он, обращаясь брату.
– Как-нибудь постараюсь, – буркнул генерал-аншеф2, ступая на ковер.
Теперь
Согласно воинскому уставу Петра I, принятому в 1716, генерал-аншеф – главнокомандующий, равный фельдмаршалу, хотя на практике стоял ниже его. В Табели о рангах 1722 оно соответствовало II классу.
