привезённые Сулейманом Великолепным из Буды и поставленные по обеим сторонам михраба на века. Ещё одно присутствие ислама – мраморный резной минбар был установлен справа от апсиды – красивый сам по себе, но чуждый общему интерьеру храма.
– Храм много раз грабили – и мусульмане, и сами же христиане – крестоносцы разных мастей. Грабежам положил конец Мехмет Завоеватель. Именно он, восхищённый величием и красотой Софии, повелел превратить её в мечеть. Так она стала Айей. А ещё он наказал одного из христианских грабителей Софии. То был четвёртый крестовый поход, и возглавлял его дож Венеции, не помню его имя…
– Энрико Дандоло, – подсказал Сергей.
– Ты знаешь?
– Он вошёл в историю, как самый престарелый правитель – стал дожем Венеции в восемьдесят пять лет и умер в девяносто восемь в крестовом походе.
– И похоронили его здесь, в разграбленной им Софии. Его гробница там, на втором этаже. Уж не знаю, правда это или легенда, но султан Мехмет велел вскрыть гробницу дожа и бросить кости цепным псам. Давай вернёмся к колоннам, я хочу прикоснуться к ним. Они более древние, чем сам храм, они помнят языческих божеств. Их доставили сюда по особому указу Юстиниана, повелевшего свозить в столицу все уникальные архитектурные элементы из языческих храмов империи. Вот эти – из порфира, доставили будто бы из Рима, ограбив храм Непобедимого Солнца, а те – из зелёной яшмы, привезли из храма Артемиды Эфесской. Между прочим, храм Артемиды в Эфесе тоже датируется шестым веком, но шестым веком до нашей эры! Так что возраст этих колонн вообще не поддаётся восприятию.
Я выдернула ладошку из ладони Сергея, подошла к одной из порфировых колонн и коснулась её рукой. Погладив подушечками пальцев холодную гладкость камня, мысленно поздоровалась: «Здравствуй! Я уже приходила к тебе несколько лет назад. Помнишь меня? Ах, сколько человеческих рук ты помнишь! Взяв грубый камень, люди обтесали его, отполировали и сделали тебя, желая сотворённой красотой почтить своё божество. Потом, ограбив храм устаревшего культа, тебя привезли сюда – в Храм Божией Премудрости». Я прижалась к постаменту колонны лбом и вдруг увидела стоявших на коленях людей, а в отдалении от них фигурку священника, вздымающего руки кверху. Я ещё не поняла, что видение возникло из глубин памяти, как вдруг картинка изменилась, и ужас затопил моё сознание – я увидела разгорячённые потные лица одних людей – возбуждённые, сверкающие белками глаз, и плоские от страха лица других – стоящих на коленях. Я застонала, оседая на пол и цепляясь за постамент.
Руки Сергея подхватили, не дали упасть.
– Маленькая, что? Что с тобой?
– Кровь… везде кровь…
Я слышала его голос, хотела увидеть лицо. Где спасительное тепло его глаз? А видела только те – чужие, жестокие, пьяные от крови или пустые, помертвевшие от страха.
– Серёжа, уйдём… выведи меня отсюда.
Судорожно вцепившись в его шею, я крепко зажмурила глаза, стараясь
