не виделись кое с кем три дня. Целых три дня! Это так много! Даже боюсь думать о том, что скоро уезжать в Ростов», – я, конечно, пыталась выбросить мысли о разлуки из головы, ведь до отъезда оставалось три недели с хвостиком, но напрасный труд.
И какое тебе до этого дело, правда же? Не переживаешь, что мы теряем время, когда каждый миг на счету. Возможно, твоё сердце не колотится так громко, как моё, будто стучат сотни шахтёрских касок об асфальт в дни забастовок. И не бледнеешь каждый раз в страхе, что все, все, вокруг услышат стук и будут усмехаться. Но тогда зачем приезжал семь дней подряд? Зачем улыбался? Где ты вообще взялся на мою голову?
«Начать, пожалуй, нужно с тех злополучных кустов. Понадобилось, блин, мне разглядеть поближе кумира молодёжи. Не, Дневник, ну все девчонки по нему сохнут, и мне ж надо. Конечно, мы с Оксанкой влезли в эту чёртову жимолость, толкались как килька в банке. Она чуть ли не визжала мне в ухо „вон он, вон, смотри“ – щекотно, жарко. А самое обидное, что пацаны-то все – к нам спиной, и только один – лицом…».
Подруга тыкала пальцем в чью-то рубашку, я ухмыльнулась:
– Действительно, красавец. Особенно – спина. Какие лопатки! И живописная клетка. А заднее колесо – глаз не оторвать.
Оксана прыснула в кулак. А я медленно обводила взглядом компанию – ну, что за невезение, и вдруг словно споткнулась. Душа ёкнула и красная волна накрыла с головой по самые уши, будто меня поймали с поличным за чем-то нехорошим – ты в упор смотрел в нашу сторону. Представила, что увидел со стороны: девчонки, две жирафы, тянули шеи из зарослей – стыд-то какой!
«Я – кубарем, Оксанку выпихнула, шум-гам – чисто воробьи в кустах. Потом подружки отправили меня к Лене за семечками, а это, значит, перейти дорогу к своему двору на глазах у мальчишек. Попёрлась. И, конечно, посередине дороги подвернула ногу. Упала, такая деловая, в пыль. Сижу. Подвоха в этот раз от судьбы я не ожидала. Хотя, когда было по-другому? Как говорит бабушка, не в говно – так в Красную Армию!».
Ты подъехал и подал руку. Помог подняться. Господи, какой тут ковбой Мальборо, девчачий идеал, где он, ау! – когда на меня смотрит всё небо мира?
«Он такой! Не знаю, как сказать, Дневник? Взглянешь – ничего нет, самый обычный. На голове – солома, нос – картошкой, весь в веснушках. Ни толстый, ни тонкий. А вот, поди ж ты, как взглянет, как чёлку поправит, улыбнётся, на одной щеке – ямочка, так и всё. Пропали мы с тобой, Дневник!
Потом был замес. Тётке Верке всей улицей саман лепили. Пацаны лошадей из колхозной конюшни пригнали. Гарцевали перед нами, рисовались. И да, да: я тоже каталась. С ним! Сначала отказывалась. Не коня боялась – себя! Думала умру. И упаду. Или в глину, или в обморок, и вообще. Вот ты же чувствуешь, что если я с силой нажимаю, то ручка может проткнуть лист насквозь? Так и я чувствовала его ладонь на талии!
А подсолнухи? Понесла нас с Оксанкой
