с довольным видом ответил я.
– А забираться как?
– По веревочной лестнице, – ответила Ксюша, и осеклась.
Я тоже чуть сбавил шаг. До нас дошло, что Вершинский не вскарабкается по веревочной лестнице на высоту в сорок метров.
– Или в обход, – сказал я подумав. – Не особо далеко. Крюк километра в три получится, если по старой дороге.
– Лучше в обход, – глуховатым тоном сообщил Вершинский.
Я понял, что ему и карабин-то тащить не просто, не то что по лестницам карабкаться. Но предложить помощь я постеснялся.
Ксюша помахала часовым рукой, а я поглядел в бинокль на их реакцию. Заметили. Хорошо, не придется в воздух палить. А то бывало, что пригреются на солнце. Старшим сегодня был Щепа, он тоже глядел на меня в бинокль.
«Кто с вами?» – спросил он жестами на языке охотников.
«Сам Вершинский», – ответил я.
Щепа показал жест, который означал вопрос: «у тебя достоверная информация?» Но в контексте было понятно, что спрашивал он, шучу я или нет.
«Не шучу», – показал я побуквенными жестами.
Так говорить получалось медленнее, чем жестами-понятиями, но зато разночтений не возникало.
«С Луны свалился?» – Щепа тоже перешел на побуквенные жесты.
«Из моря. Он старый, не поднимется по стене. Пойдем в обход».
«Принял», – ответил Щепа, и послал одного из часовых вниз, в поселок.
Я покосился на Вершинского. Он-то наверняка понимал Язык Охотников, и вряд ли ему понравился набор жестов, выражающий смысл «он старый». А может, ему было без разницы. Я не представлял, что может чувствовать мужчина в его возрасте. Меня бы эпитет «малявка» обидел, хотя, по факту, я как раз малявкой и был.
Мы направились на север, в обход холма. Вскоре из сухой осоки и зарослей чертополоха проявилась старая и сильно растрескавшаяся от времени дорога. За долгие годы стеклоновое покрытие кристализировалось на солнце, и теперь отсвечивало радужными отблесками на сколах. Мы с Ксюшей давно здесь не были, нам проще было подняться по лестнице, а не топать в обход.
Чем больше мы продвигались на север, тем целее становилась дорога. Трещины виднелись только по краям, а посередине покрытие было ровным и гладким, отливало антрацитовой чернотой и от него, нагретого солнцем поднимались потоки теплого воздуха. Впереди показались первые развалины, пока еще одноэтажных зданий. Судя по компрессионным ангарам, когда-то здесь стояла водородная станция. За развалинами начинались густые заросли миндаля и сирени. По весне зацветали сначала деревья, потом кусты, и тогда мы ломали ветки сирени, чтобы порадовать наших девчонок. Это не вредило сирени, от этого она лишь гуще росла.
Вершинский принюхался. У меня нюх тоже не последний, но я ничего
