боже! – раздался через секунду его крик, и Глория услышала, как его рвет.
Она вскочила с дивана и бросилась в уборную.
– Что такое?
– Не подходи! – крикнул Педвин, но было уже поздно.
Крышка была поднята, и она увидела в унитазе брызги крови. А в грязной воде плавало нечто похожее на ошметок темной материи.
Зародыш?
Сгусток в унитазе, скорее всего, даже отдаленно не напоминал извлеченный плод. Но образ юной девушки, неистово исторгающей зародыш в самопроизвольном выкидыше, уже занял ее сознание, и она в ужасе попятилась.
– Глория? – позвал Ральф.
Она вскинула руки, замотала головой и продолжила пятиться.
Зародыш.
Она уже знала, почему подумала именно об этом. Ее мать. У ее матери случился выкидыш. Правда, к тому времени, как Глория об этом узнала, она уже выросла, а мать практически лежала на смертном одре. Это была девочка, и случилось все за три года до рождения Глории. Она чувствовала горечь и злилась на мать за то, что та лишила ее сестры, с которой Глория могла бы вместе расти, делилась бы секретами, к чьим советам прислушивалась бы в те нелегкие подростковые годы. Она понимала, что в том не было вины матери и что ей самой пришлось гораздо хуже, чем Глории. Но злость все же осталась, и она нашла единственный способ от нее избавиться – представить ужасные обстоятельства выкидыша. Миссис Педвин не расспрашивала у матери о подробностях – она вообще ничего не спрашивала, – но в сознании у нее сложилась ясная картина, которая из года в год представала перед ее внутренним взором.
И заканчивалось все неизменно той же сценой, какая теперь открылась им в туалете – забрызганный кровью унитаз.
Ральф, похоже, пребывал в замешательстве.
– И что теперь делать? – пробормотал он растерянно. – Думаешь, следует смыть это?
Неуверенность мужа вернула Глории былую решимость, и она вдруг почувствовала себя вновь способной к действию.
– Ничего не трогай, – выпалила она со злостью. – Тут могло быть совершено преступление.
– Тогда…
– Позвони администратору и скажи, чтобы немедленно кого-нибудь прислали. А потом помоги мне с сумками. Мы не останемся в этом номере ни на секунду.
– Мне так жаль, – сказала девушка за стойкой.
Вид у нее был довольно обескураженный. Она покраснела, и на ее верхней губе под носом выступил пот. Но Глории не было до этого дела. О таком даже у Говарда Джонсона в отеле помыслить трудно, уж не говоря о Реате. Это просто непростительно!
– Я хочу поговорить с администратором, – сказала она бесстрастно.
– Секунду, мэм, – девушка подняла трубку, незаметную за стойкой, и набрала номер. – Мистер Кабот? У нас тут срочные посетители. Вы не могли бы подойти на рецепцию?
