потускнели от слез. От ее расстроенного вида мне было тяжело на душе, со слезами я спустилась на колени и встала возле кровати.
– Донья, зачем Вы так со мной? Донья, не нужно так со мной. Я ничего не сделала!
– Если это не ты – я извинюсь перед тобой.
Ее голос был сухой и ровный. Даже отчасти безразличный. От ее слов мои слезы полились еще сильней.
– Не утруждайте себя извинениями! Я никогда Вас не прощу Никогда! Меня смешали с грязью. А это самое противное чувство, которое я когда-либо испытывала. Мне казалось, что Вы единственная в этом доме, кто здраво мыслит, но нет, я ошиблась.
Я вышла из комнаты, громко хлопнув дверью. В нашей комнате был полный кавардак. Луиса с дочерью переворачивали матрасы, выкидывали на пол содержимое всех тумбочек.
Я молча стояла в проходе и наблюдала за тем, что происходит.
– Молись, Милагрос! – обратилась ко мне Виктория – Молись! Ведь, если мы найдем медальон – тебя надолго посадят в тюрьму.
До последнего я была уверена, что они ничего не найдут. Ведь я его не брала!
Но когда Луиса подняла мой матрас – я увидела тот самый медальон!
– Как ты это объяснишь? – обратилась она ко мне.
– Сеньора, это не мое! Я ничего не брала! Я не знаю, как он там оказался, клянусь Вам!
– Поздно отпираться! Факты говорят сами за себя. Мы немедленно вызываем полицию.
– Это не правда! Я не крала его! – Я пыталась докричаться до них, но они не слушали меня.
– Милли, я помню, как ты говорила, что хотела бы иметь такой же медальон, как у бабушки, – вмешался Иво.
– Одно дело, когда что-то нравится, но другое – воровство! – Моему возмущению не было предела. – Да, я сказала, Донье, что хотела бы получить его в подарок, когда мы говорили о ее внуке. Но это всего лишь слова! Я ничего не крала. Бог – свидетель! Я лучше руку себе отрублю, чем возьму чужое.
– Если Бог свидетель, тогда скажи, чтобы пошел в полицию и вступился за тебя, – отрезала Луиса.
– Сеньора, если я позвоню в полицию – поднимется шумиха. Репортеры сбегутся, – деликатно вмешался Бернардо.
– Да, Бернардо прав. Никуда не надо звонить. Просто вышвырните ее и все, – сказал Федерико и вышел из комнаты. – Воровка в моем доме! Какой позор! – бормотал он себе под нос.
Иво осуждающе посмотрел на меня, вздохнул, и вышел вслед за отцом. Я со слезами на глазах осталась собирать свои вещи. До ворот меня проводил Берни. Он даже не смотрел мне в глаза, когда отдавал сумку.
– Я этого не делала, Бернардо! Ты же знаешь! Я этого не делала!
Но ворота уже закрылись, а я осталась за ними.
Я вышла из такси. Глория, увидев меня, тут же подошла и без слов обняла.
– Милли! Что такое? Ты плакала?
– Да как тут не заплачешь?!
– Что случилось?
– Эта чокнутая семейка, на которую я работала, обвинила меня в воровстве. У одной старой карги был
