Катя работала в ТЮЗе очередным режиссером, ставила детские спектакли с зайчиками, мышками и была почти счастлива. Как только Зубатого назначили тогда еще главой администрации области, ушла на «вольные хлеба», подыскивала себе пьесы и делала один спектакль в год. Но всегда оставалась недовольной своим творчеством, хотя премьеры проходили с аншлагом, местная пресса нахваливала и отвешивала комплименты, а причина тут была одна – жена губернатора. И потому недовольство часто оборачивалось против мужа, который находил спонсоров или выкраивал бюджетные деньги на постановки и помощь театрам, таким образом неожиданно завоевывая себе славу покровителя искусства.
То есть получался обратный эффект: рассчитывал помочь жене, чтобы избежать домашних обид и разборок, а помогал себе и тем самым вызывал еще больше упреков. В последнее время, когда Катя стала руководителем студии при драмтеатре, круг этот разорвался, однако после смерти Саши жена категорически отказалась выходить на работу, мол, ей все там будет напоминать о сыне, и теперь Зубатый не знал, чем ее занять. Ко всему прочему, в театре началась отвратительная и мерзкая возня за вакантное место, и к покровителю, уже не имеющему официальной власти, втайне зачастили ведущие актеры и режиссеры, вроде бы с соболезнованиями, а на самом деле с доносами друг на друга. И если в прошлом их фантазии ограничивались в основном взаимными обвинениями в антисоветизме и антипартийности, то сейчас те же люди, разве немного постаревшие, уличали друг друга в голубизне, лесбиянстве и педофилии.
Икона и свечи несколько вдохновили: может, здесь она найдет отдушину и пристанище для своей мятущейся души? И только так подумал, как жена вошла в зал, молча и бездумно прикурила от свечи и дохнула дымом.
– Я на кладбище была. Потом владыка заезжал, с отцом Михаилом… Молебен отслужили в храме. Сегодня сороковой день…
2
Полномочия он сложил сразу же, как только узнал разгромный счет, и теперь, согласно областному закону, ходил на работу вроде бы для подготовки хозяйства к сдаче вновь избранному губернатору, а на самом деле по привычке и еще потому, что надо было ждать из Москвы приказа о новом назначении – скорее всего, генеральным директором Химкомбината.
Да и тяжело было оставаться дома и смотреть, как жена постепенно сходит с ума.
Его обязанности исполнял первый заместитель, приземистый, тучный молдаванин Марусь, прошедший с ним всю дорогу от комсомола и потому в узком кругу носивший прозвище Мамалыга. Несмотря на вес и неповоротливость, человеком он был деятельным, энергичным, подкованным во всех хозяйственных вопросах, так что Зубатый был спокоен. Но сам Марусь, привыкший всю жизнь ходить под ним, бегал советоваться по каждому поводу, и в администрации считали, что управляет по-прежнему Зубатый. Несколько раз он публично, при большом стечении чиновников, а потом и журналистов, опровергал все слухи, говорил, что после сдачи дел и инаугурации поздравит
