повторения.
– Я же свою рассказала. Справедливость обязывает.
Однако Стэнтон весьма сомневался, что справится не хуже ее.
– Когда-то я был влюблен…
– И вы обручились?
Стоило вспомнить о Лидии, в груди, даже спустя столько лет, начинало болеть, словно от первого глубокого вдоха на зимнем морозе.
– Ее отцу я пришелся не по душе. А еще он, как выяснилось, не мог вынести мысли о расставании с ней.
Мэри Грейвс подняла брови, округлила глаза, серые, словно затянутое тучами небо или свинцовые волны Бостонской бухты.
– Неужто ему хотелось, чтоб она старой девой осталась?
– Не знаю, какую он ей прочил судьбу, – коротко ответил Стэнтон, слишком поздно сообразив, что ступил на зыбкую почву, слишком близко придвинулся к истине. – Однако выяснить этого шансов ни у кого не осталось: она умерла в девятнадцать, совсем молодой.
Мэри приглушенно ахнула.
– Простите…
Продолжить Стэнтону не позволяла совесть. Еще в молодости он дал слово хранить тайну Лидии до самой смерти. Каким бы бессмысленным ни казалось его обещание спустя целых пятнадцать лет, да к тому же данное умершей, нарушить его он не мог: язык не поворачивался. Вдобавок он натворил много такого, о чем горько жалел, все эти годы следом за ним тянулась длинная, путаная вереница обмана, и объяснить тут что-либо человеку стороннему, не показавшись при том законченным негодяем, не стоило даже надеяться.
Казалось, сердце в груди бьется впятеро быстрее обычного.
– Одним словом, это было ужасно, – подытожил он. – Боюсь, я до сих пор не в силах об этом рассказывать.
На лице Мэри отразилась тревога.
– Я вовсе не хотела причинить вам боль, – сказала она.
Ее рука коснулась его плеча – легонько, точно пролетевшая мимо птица.
– Ничего страшного, – ответил Стэнтон, но тут он кривил душой. Воспоминания словно бы комом застряли в горле, да так, что не сделать ни вдоха.
Мэри, подступив ближе, окинула его пристальным взглядом.
– Что это? – спросила она, и в то же время ее пальцы, оставив в покое плечо, коснулись шеи, тех самых царапин, новых отметин, оставленных Тамсен. – Вы ранены? Похоже, на вас напали, и…
На этот раз ее прикосновение не принесло никакой радости: шею словно огнем обожгло. Подстегнутый болью, Стэнтон невольно оттолкнул руку девушки.
– Пустяки, – сказал он. – Не троньте, прошу вас.
Мэри поспешно шагнула назад, словно между ними внезапно возникла стена. Прежде чем Стэнтон успел хотя бы раскрыть рот, произнести хоть слово, издали звонко, отчетливо донесся зов:
– Мэри!
Развернувшись туда, откуда слышался голос, Мэри в последний раз оглянулась на Стэнтона и стрелой помчалась назад, к лагерю. Бежала она с удивительной быстротой, мелькая среди деревьев, точно луч солнца, и вскоре
