на твердой земле, точнее – камнях, а еще точнее – на косогоре, представляющем собой крупноплитчатую осыпь, подвижную и скользкую, частично покрытую раскисшим ягелем. Я абсолютно не представлял, что мы станем делать дальше. Рацию мы утопили, так же как и молотки; вся одежда, спальники были мокрыми насквозь, с них скорбными струями стекала вода… Казалось, свершилось непоправимое. И вот тут-то вновь проявился полевой опыт и закалка моего сурового товарища. Он вытащил из-за пояса топор (когда он успел его туда сунуть?), а из кармана промокшей куртки – запаянные в целлофан ветровые спички. На моих изумленных глазах он повалил сухостоину, порубил ее на чушки, те расколол каждую на четыре части, а сухую сердцевину расщепил на тонкие лучинки и, укрывая их от дождя своим телом, зародил огонь.
Я смотрел на него как на бога. Конечно, мы не могли спать, не могли даже сидеть толком на шатких камнях, зато у нас был огонь!
То происшествие отчасти объясняет, почему Сыроватко так боится наводнения. И еще – почему он непременно желает расположиться в доме: романтикой былых приключений он, очевидно, сыт по горло.
Глава 8. БУДНИ
Временами я впадаю в какое-то блаженное состояние. В такие минуты меня как будто ничто не тяготит.
Спустя неделю после приезда мне уже кажется, будто я с рождения обитаю здесь, в лесостепных предгорьях Урала, в этом старом, не очень опрятном, но обжитом доме. Сплю на полу в жарком спальном мешке. По утрам, пробежав на зады огорода к хлипкой жердевой изгороди, бодро разминаюсь, окруженный голубоватыми далями и просторным, полосчатым у горизонта небом.
С разрешения хозяев я врыл в землю за огородом массивное бревно, так чтобы оно получилось в рост человека. На уровне «головы» и «живота» прибил к нему куски кошмы, дабы не повредить кисти рук и ступни ног. И теперь старательно восстанавливаю навыки, приобретенные еще в студенческие годы в секции карате. При этом игнорирую глупые подколки Колотушина: мол, надо бы удвоить тебе длину маршрутов. Или: «На шефа оно совсем не похоже» (имеется в виду бревно). Тут он попал почти в точку. Бревно действительно имеет немного сходства с Виктором Джониевичем, хотя, обрушивая на него удары, я воображаю вместо него вполне конкретного человека – того, что украл мою женщину.
Подобно герою Кевина Спейси в фильме «Красота по-американски», я начинаю новую жизнь с восстановления физической формы.
Отдышавшись, любуюсь всплывающим над перелесками неярким красноватым солнцем.
Бывает, завидев в отдаленном углу огорода застывшего с косой или граблями в руках старика Бурхана, я подойду, встану рядом и тоже гляжу вдаль.
– Простор… – произношу задумчиво.
– Да-а-а, – поворачивается ко мне сморщенным серо-коричневым лицом старик.
И оба долго молчим.
– Ты здйсь родился, Бурхан? – спрашиваю.
– Не-е. Мы здесь прятались. Отец мулла был, да… надо было прятаться…
