мусорная машина, переворачивающая баки в свое нутро и пережевывая их содержимое, и заглушил смех Тобольского.
Я развернулась, чтобы забрать свои сумки с вещами и охнула. Их не было.
Еще раз огляделась, может, Геля забрала и поставила в фойе?
Дернулась к двери, но Тобольский удержал:
– Вещички свои ищешь?
Внутри неприятно похолодело. Очень плохо, что он сразу догадался, чего я хватилась.
Тобольский небрежно кивнул в сторону мусорки и издевательски усмехнулся:
– Им выписан экспресс-билет на тот свет, радость моя. Так что насчет познакомиться поближе?
– Ненавижу!
Выплюнула я, развернулась и сделала шаг к двери общежития. Но Тобольский удержал, вцепившись в запястье.
– Э-э, нет, хорошая моя. У меня задание, подвезти тебя до ночлежки. Не могу же я бросить бедную девочку без помощи.
Я не успела даже вскрикнуть, как меня подтащили к черной дорогой машине, стоявшей за углом общежития, кинули на заднее сидение и заблокировали двери. Сам Тобольский-младший сел впереди и жестом велел водителю трогать.
– Это похищение! Я буду жаловаться!
От страха у меня зуб на зуб не попадал. Вряд ли меня спасут, но Гелька видела, с кем оставила меня. А когда меня хватятся, Тобольских вывернут наизнанку, но накажут. Меня только не спасут, уже не успеют.
– Серьезно? – ухмыльнулся Александр. – Кому? Никите? Так он сам и приказал обеспечить тебя ночлегом.
– А кроме Никиты жаловаться больше некому? Или вы больше никого не боитесь?
С последним я угадала… Тобольский ничего не ответил, но и не рассмеялся в ответ на мой вопрос. А значит, я права. Нет на них управы, кроме Тобольского-старшего. А он точно такой же отмороженный на всю голову.
Мы неслись по темным подмороженным улицам города. Куда-то к окраине. Из-за тонированных стекол я не могла сориентироваться, куда меня везут.
Самое простое, меня выбросят за городом и уедут. Мало приятного оказаться ночью на трассе, но есть шанс вернуться к Гельке, взять телефон и позвонить родителям. Но я в Тобольских верила, они не пойдут простыми путями.
Что будет на этот раз? Снова клуб? Или стоянка дальнобойщиков? Может, вывезут в посадки и привяжут к дереву? Умирать, так весело?
Твари…
Ублюдки…
Ненавижу! И если выживу, найду способ, как им вернуть все мои слезы до капли!
– Ир, что же ты с Ником не договорилась? Я честно думал, что тем вечером все и порешаем.
Тобольский сидел ко мне вполоборота, с подсвеченным снизу приборной панелью лицом. Я не могла видеть его выражение, но судя по голосу, он впервые не издевался.
– Знаешь, когда я выходила, то честно, верила, что Ника там не будет. Ты обещал все уладить.
– Так я уладил. По Стасу мы договорились. У тебя остались счеты только с ним. Тут я пас договариваться. Я понятия не имею, чем ты ему насолила.
– Ничем.
– За ничего он не наказывает.
