в коем случае. Мне на чужие деньги плевать. Я удалю эти снимки, чтоб они тебя не соблазняли.
– Не спеши. Не хочешь рисковать – не надо. Но ты сам когда-то говорил, что моё имя для тебя не пустой звук. Вспомни, как увивался за мной. Во имя этого прошлого я и говорю: отдай их мне, потому что я лечу в пропасть и готова ухватиться за соломинку.
– Пойми, снимки могут перевернуть твою жизнь вверх тормашками. Ты станешь преступницей, уподобишься последним отморозкам. Что меня заставило ночью фотографировать? Там была девушка, похожая на тебя.
– У меня в её возрасте коса пятки скрывала.
– Но все-таки. А еще я хотел проверить в ночное время камеру телефона.
– Эта проверка дала клёвый результат. Все видны, как на ладони, за исключением, пожалуй, тех, что торчат возле джипов. Свет их не тревожил, а они, согласись, не заслуживают спокойной жизни, купаясь в роскоши. У многих порой куска хлеба нет.
– Ну, делай, как знаешь, а меня уволь: мне кажется, зло съедает своих поклонников с потрохами. Они и так получат своё.
Сбросив через блютуз снимки в свой мобильник, она удалила их из моего.
– Зачем ты это сделала?
– Скоро поймешь и будешь меня благодарить.
Я предложил гостье выбор: оставшиеся до рассвета часы проспать внизу или лезть наверх.
– А в чем разница?
– Крыша прозрачная, лучше прогревается, там ночью теплее.
Она полезла наверх, прихватив свою сумочку. Я уверен, что ей пришлось раздеться там донага.
Уже улегшись на мой матрац, она спросила:
– Ты яблочный сок водой разбавлял?
Чтоб она успокоилась и уснула, я ответил сквозь дрему:
– Не водой, а березовым соком.
И мы, должно, одновременно уснули, оставив позади все волнения суматошного дня.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Утром я понял, что мне предстоит провести на даче еще не один хлопотный, а может, и опасный час. Она не переменила вчерашнего решения. Я должен был дожидаться здесь ее возвращения. Вернее, не должен; я мог сказать ей, что у меня семья и катись ты со своим сумасбродством куда подальше. Но я не сказал ничего. Давнишнее что-то, почти детское, привязывало меня к ней. Я молча согласился и предложил лишь помолиться на дорогу.
– Не верю я ни во что, – отказалась она.
– Разве тебе таскать молитву на своей спине?
– Не знаю я ни одной. Даже «Отче наш» не знаю. У меня не сердце в груди, а пористый сухарь.
– Давай по книжке прочитаем. Это особая молитва. Ты помнишь, как престольный праздник в нашем селе назывался?
– Нет. Мои старики неверующие.
– Так я тебе скажу. Это был день Михаила Архангела, который праздновали в середине ноября, когда с основной работой было покончено. Слышала бы ты, как звучала молитва у нас. Почти неграмотные старушки превзошли в гармонии хор имени Пятницкого. И мне все кажется, что та молитва до сих пор хранит меня.
