этой оперетты Анна почувствовала легкое головокружение. Впрочем, дочери и матушка купчихи воспринимали это светопреставление с видом равнодушным, привычным и даже скучающим.
Одна из дочерей графини, по-видимому, старшая, подошла к Анне и заключив ее ладонь в свои, крайне любезно, но с чувством превосходства заверила ее: – Мы так рады вас видеть, ваш батюшка был моим самым любимым учителем, был всегда неизменно терпелив ко всем нашим с Мари шалостям. За это мы ему крайней благодарны. Не так ли Мари? – спросила Анастасия. Сестра как по команде охотно кивнула. Сразу стало понятно кто главный в этом дуэте, а кто играет вторую скрипку. – Анатоль и его университетский друг Николя, уже завтра возвращаются к себе в Петербург, как это нехорошо с их стороны навестить нас всего лишь за день до отъезда, просидев всю неделю до этого, в усадьбе словно отшельники, – укоризненно покачала головой Анастасия, лукаво глядя на смутившегося Анатоля. Прекрасная кокетка была раскована и уверена в себе, взирая на всех словно с пьедестала, ловко жонглируя словами и людьми. Черты ее лица были, бесспорно, приятны, а в купе с уверенностью в себе делали Анастасию почти красавицей. Она знала свою сильную сторону и без зазрения совести эксплуатировала ее. Младшая же, по-видимому, находилась в тени старшей, но была также хороша собой и в не меньшей степени высокомерна. В общем две девушке были типичными представительницами провинциальной знати, были невероятно важными и заносчивыми, но все эти качества были актуальны лишь до той поры, пока указанные выше героини находились в рамках обитания своего ареала, как только провинциалки выезжали в большие города они сразу чувствовали, как ситуация менялась с противоположной точностью. Оттого видимо и не любили путешествовать.
Никифор принес долгожданную корзину для пикника, и с легкой руки Анастасии, тяжелый груз с фруктами, пирожными и лимонадом был передан Анне, словно вьючной лошади, которую затем сюда и взяли, чтобы облегчить путешествие господам. В общем, разношерстная процессия из двух кавалеров, двух дам, Анны с поклажей и глухой старушки, которую, к слову сказать, оказалось, зовут, Домна Федоровна, двинулась в путь.
С грузом в руках, в своем невзрачном платье строгой учительницы, Анна чувствовала себя скорее компаньонкой старой купчихи, нежели ровней этой прекрасной в своей молодости и беззаботности компании, таких благополучных, красивых и не отягощенных проблемами, людей.
– Картофельные примочки очень помогли мне прошлой осенью, бывает так разболеются суставы, что и ходить не могу, – жаловалась купчиха-мать. Это была сухонькая старушка, с безжизненным бледным, словно полотно лицом, испещренным мелкими глубокими морщинами, ее когда-то голубые глаза выцвели и провалились, казалось жизнь уже покинула ее, по ошибке забыв забрать бренное и уже отслужившее свое тело. Белый кружевной чепец, одетый под низ капора, делали ее по-младенчески невинной, что странно контрастировало с капризным, сердитым и вечно
