гостиной, туда, где в зарослях тропических растений таилась дверь кабинета. Алекса, тяжело вздохнув, нехотя потянулась вслед за отцом.
Овальный кабинет отца, исполненный в бежевых успокаивающих тонах, не всегда был гостеприимен, потому, как таких моментов, как этот у неё в последнее время было предостаточно. В центре кабинета располагался такой же овальный, бесконечный стол. Не удаляясь вглубь кабинета, у края стола приткнулась Алекса. Отец грузно устроился в своём кресле, как раз напротив неё.
– Ты что туда села? – громко спросил он издалека.
– А, ты?
– По-моему, сегодня я диктую.
– Интересно знать, почему?
– Когда одного мудреца спросили, – где твоё место? – он ответил: моё место, там, где заканчивается трусость и начинается правда.
Алекса знала по опыту, когда разговор приобретал оттенок философии, отцу лучше не перечить. Как ни крути, а ей придётся сбросить остатки трусости, и повернуться лицом к правде. Хотя в последнее время рядом с отцом Алекса чувствовала какую-то странную уверенность, прилив энергии. В это время ей всегда хотелось скрестить с ним шпаги по любому поводу. Она не понимала, почему, в душе вскипал нелепый протест всему, что бы он ни говорил. Она сопротивлялась этим встречам, и в то же время желала.
Отец ждал конкретного признания, это было ясно сразу, поэтому вполне честно, в двух словах Алекса выложила ему о вчерашнем инциденте. Она рассказала ему, что, во время испытания автолёта, подаренного ей отцом по случаю победы, они с Димкой были захвачены патрульной полицией в запретной зоне погодной установки. В головокружительной, умопомрачительной погоне, их уже почти пленили, но неожиданно у здания департамента полиции, отпустили, заручившись, лишь лёгким порицанием. Подробность о том, что автолёт после испытаний остался слегка помятым, она предусмотрительно опустила. Закончив, Алекса вызывающе взглянула на него, пытаясь, издали предугадать его реакцию, но он молчал.
Он не понимал одного, почему его дочь делает буквально всё, чтобы выставить его в роли слабака, не способного совладать с собственным ребёнком? А, то, что она делает это нарочно, он не сомневался. Но, зачем? Почему? Почему он совсем не понимает её, а она не горит желанием понять его. Ведь было же у неё детство, когда они вдвоём были почти неразлучны, когда он появлялся с ней везде и всюду. Как она была счастлива, и непосредственна, как проводили они время в бесконечных играх, понимая друг друга с полуслова. Куда делось всё это? Он догадывался, что её необузданный нрав, это отражение характера Альберта, но Альберта он хотя бы понимал. Его патриотические стремления были близки Джону, другое дело, Алекса? Последние несколько лет, она как будто измывалась над ним, либо она делала блестящие успехи в учёбе, либо тащилась в отстающих, а иногда, делала такие вещи, которых он не понимал вовсе. Заметив, как она поскучнела, он через силу выдавил:
– Дочь, – помолчал, и добавил, – чего ты хочешь?
Немного подумав и, смахнув с поверхности стола
