Лена, все образуется. Прорвемся. Где наша не…
– Просто я себе не прощу, если с тобой что-то случится, – перебила она и вдруг быстро прижалась губами к моим губам. Это было так неожиданно, что я неподвижно замер, будто неловкий школьник, не знающий, куда девать руки во время медленного танца, а Леночка так же резко оторвалась от меня и пошла прочь.
– Лена! – окликнул я.
Она остановилась и обернулась. Между прищуренных век что-то ярко блеснуло бриллиантом чистейшей воды.
– Когда все закончится, я тебя обязательно приглашу еще раз, обещаю!
– Не обещай. – Она махнула рукой, улыбнулась и скрылась под аркой, ведущей на Невский проспект.
Рядом с серо-желтой стеной с единственным слепым окном рос старинный раскидистый тополь, под которым в прохладной тени расположилась скамейка. Беспощадная дневная жара еще не дотянулась до этого маленького оазиса, и я присел, с удовольствием вытянув ноги, закурил и стал смотреть на сизых голубей, осторожно бродящих поодаль в надежде на угощение. У них были оранжевые глаза и оперенье на шее, переливающееся радужными цветами, как бензиновая пленка на луже.
Про убийство Исаева и Гали Скобейды я теперь знал столько же, сколько знали мои коллеги или сотрудники Комитета. Знание это могло быть полезным постольку, поскольку причины трагедии так или иначе были связаны с работой Ильинского, а убийцей был, вероятнее всего, тот самый таинственный резидент, которого безуспешно пытался вычислить Жвалов. Я вспомнил про пирожки, вареники с вишней, драники с грибами и луком, которыми поддерживали свои творческие силы блестящие молодые ученые, сутки напролет работавшие над изобретением, соразмерным самой человеческой цивилизации… Кажется, как давно минули те яркие, счастливые дни. Эх, Галя, Галя. Права Лена: как глупо получилось все, и как грустно. Впрочем, куда больше, чем сожаления о трагической гибели несчастной Скобейды, мне не давало покоя другое.
Яна не могла не знать о предательстве со стороны гнусного Хоппера и засаде в автобусе хотя бы потому, что все это отразилось в сфере вероятностей за пару суток до мнимого бегства в Финляндию. Моего понимания ее информационных возможностей и машинерии закулисья хватало, чтобы увидеть сценарий циничного фарса, спланированного так пекущейся о благе всего человечества элохим и разыгранного ею, как по нотам: заранее договорилась со своим снабженцем Кавуа об изготовлении тел-дубликатов; вовлекла в дело меня и моих несчастных соседей, предложив каждому свой вариант убедительной лжи; потом вместе с Саввой скрылась куда-то, подставив двух репликантов, которые и совершили весь путь от дома на Лесном до автобуса, а потом благополучно отключились, когда Жвалов с командой уже готов был торжествовать победу. Технические детали были не так важны, как суть хладнокровного замысла: выставить себя и Ильинского мертвыми, чтобы избавиться от преследования КГБ, заплатив за это судьбами десятка людей, помогавших им искренне, безвозмездно и самоотверженно.
Я уже попривык и смирился
