А потом разыгрывать сцены из множества прочитанных сказок. Самый любимый сюжет – где Золушка или другая простушка превращалась в красавицу-принцессу, которую обязательно спасал благородный принц, у них рождались умные и красивые дети, они жили долго и счастливо и умирали в один день.
Она улыбнулась – повезло ее детям. Со старшей дочерью всегда рядом находилась мама, которая разделяла страсть к диснеевским принцессам, а с мальчишками – сюжеты «Марвел», «Гарри Потера» и Толкина. Самый любимый магазин был, конечно же, наполненный волшебством Disney, откуда муж просто хватал ее в охапку и выносил, потому что добровольно оттуда она – взрослая женщина! – выходить отказывалась.
Иногда к этим играм присоединялись ее кузены. Им нравились красочные рассказы из никогда не читанных книг, но они быстро пресыщались услышанным. Заканчивалось это общение очередными дразнилками и ее слезами.
У взрослых были свои заботы. Деревенские вечера ей запомнились пьяными выкриками, густым матом и, бывало, драками между дедом и его сыном, отцовским братом, между соседями или родственниками (а в деревнях они все между собой какие-то родственники). Тетки, отцовские сестры, при этом голосисто причитали, разнимая дерущихся. Выпить было «свято» по любому случаю, а то «дело не пойдет». События происходили каждый день и не одно: посадили картошку, выкопали, скосили сено, убрали в стога, у одного соседа баню чинили, у другого крышу стелили, а вчера сосед упал – чтобы выздоровел…
Особую любовь к себе среди родни она не ощущала – была им чужая, непонятая и сама непонимающая. Дед ее просто не замечал. А одна из отцовских сестер могла при ней сказать какую-нибудь гадость на чувашском языке, думая, что городская не поймет. Но язык она давно уже выучила, все понимала, только говорить на нем не могла.
По-доброму к ней относился дядя, у которого не было своих детей. Выпивши, доставал губную гармошку и играл старому дворовому псу с длинной мордочкой и густой рыжей шерстью. Добрейшее существо вскидывало вверх свой мокрый нос, смотрело будто заплаканными глазами и начинало «петь». Все смеялись, а ей было почему-то жалко собаку – «лисичку», как она называла ее за внешность.
Члены этой семьи пытались держаться вместе, но по любому поводу давали друг другу понять, что в этом не особо нуждаются. Крест ангела-хранителя этого холодного мирка несла бабушка. Именно она связывала невидимым кольцом звенья распадающейся цепи. Бабушка была молчалива, передвигалась тихо, вкрадчиво увещевала. Привыкла быть незаметной, ведь в прежние времена жилось ей несладко: пьяный дед бегал за женой по деревне с топором, отчего приходилось даже ночевать зимой на сеновале, а в доме ждали дети мал мала меньше.
Близко общаться с бабушкой не получалось – у женщин в деревнях свободного времени для этого нет. Русский язык добрая старушка знала очень плохо, поэтому лопотала что-то ласковое на чувашском, гладила по головке и втихаря от других внуков засовывала в карман горсть конфет. Поговаривали, что были у бабушки знахарские способности – часто она тихо нашептывала заговоры, лечила старинными обрядами. После смерти приходила во сне в трудные моменты, и
