хоть что-нибудь о благодетеле Малявиной, она продолжала держать оборону, утаивая имя и род деятельности будущего мужа.
– Ну что же, Екатерина Захаровна, вы заинтриговали меня и наших читателей. Надеюсь, когда завеса тайны будет открыта, вы позволите мне еще раз встретиться с вами?
– Ну, разумеется.
– А теперь, если вы не возражаете, мы хотели бы пройтись по вашему дому и сделать несколько снимков в интерьере.
– С удовольствием. – Малявина с радостью согласилась на мое предложение.
Я подошла к Крапивину, который застыл с фотокамерой у афиши.
– Меня чуть не стошнило, пока я вас слушал, – сказал он тихо.
– Сдерживайте свои рефлексы, Эдуард Петрович.
– Вам никогда не стать хорошим журналистом.
– А я и не пытаюсь. Справитесь с возложенными на вас обязанностями?
– Это с какими? – заволновался Крапивин.
– Сфотографировать звезду оперной сцены сможете?
– Ну, хороших снимков я вам не обещаю…
– Снимки меня вообще не интересуют, делайте вид, что фотографируете, и с умным видом давайте указания.
– С этим я справлюсь.
Екатерина Захаровна, как оказалось, очень любила фотографироваться. Она охотно соглашалась на любые предложения: сняться у окна, на диване, в шляпке, в беретке. Крапивин, который поначалу робел, исполняя чужую для себя роль фотографа, потом неожиданно оживился и с увлечением предался работе. Я даже не сразу поняла, что эта фотосессия стала для него маленькой местью за несправедливое осуждение его прежней работы. Он с удовольствием издевался над ничего не подозревающей дивой.
– Тут вам лучше будет встать на колени, – рьяно руководил он Малявиной. – Напольная ваза просто потрясающая, вы будете великолепно смотреться на ее фоне.
– Вы думаете? – Малявина изучающе посмотрела на свою вазу и согласилась с мастером. – Да, она действительно уникальна. Но вам не кажется, что на коленях я буду выглядеть не очень привлекательно? – сомневалась она.
– Не волнуйтесь, никто и не догадается, что вы стояли на коленях. Я сделаю крупный план, только ваше лицо и ваза.
– А, тогда хорошо! – Малявина послушно выполняла указания фотографа.
– Теперь можете опереться на локти. Вот так. – Эдуард Петрович просто наслаждался своей маленькой местью.
Я едва сдерживала смех, наблюдая за ним.
– Не переусердствуйте, мастер.
– Все под контролем.
Дива и лжефотограф переместились в спальню, где Малявина, под щелканье фотокамеры, еще минут десять позировала на кровати.
Крапивина я отрывала от неожиданно полюбившейся работы чуть ли не силой.
– Нам еще надо на самолет успеть, Денис Альбертович.
– Ах, да. Простите. Увлекся.
– Ой, мне так приятно было с вами работать, я получила
