на свои руки, ахнула. Ладони окрасились в тёмно-бардовый цвет, кожа вокруг ногтей будто слезла – так сильно забился свекольный сок, лак на ногтях местами облез, и маникюр стал выглядеть, как у чернорабочего.
– Как я с такими руками домой поеду? – вслух произнесла девушка, разглядывая ужасные кисти.
– Освеклились? Ничего страшного. Постираешь, и всё сойдёт, – Никитична не понимала степень расстройства горожанки.
– Стирать? А машинка?
– Какая? Пости́рочная? Да откуда ж ей взяться, деточка? Такие деньжищи сто́ит… К нам этого добра не возят, а ехать в район – это платить надо.
Валя слушала и не могла взять в толк: то ли ей жалко эту женщину, то ли стыдно за неё. Не иметь в доме элементарных вещей. Даже пылесоса нет. К чему такие жертвы?
Пришло время замесить тесто. В кухню вышел Иван и, заметив, что Валя уже на ногах и вовсю помогает матери, обрадовался.
– Ничего себе! Пчёлки мои уже трудятся… – плюхнулся на лавку. – Сейчас и я вам помогу.
Перед Новым годом, часа за два, стол был уже накрыт и ждал своего часа. Никитична, перед тем, как занять своё место, принесла молодым подарок ко дню свадьбы.
– Зачем это? – Иван не хотел брать деньги у матери. – До свадьбы ещё далеко.
– Бери, сынок. Это всё, что ты мне присылал. Ни копеечки не потратила. Сердцем чуяла, что пригодятся. Бери, – взглянув на Валю, зачем-то ляпнула обидные слова. – Положено хозяйке деньги передавать, но ты пока ею не являешься. Так что не обессудь, мало ли, что у вас случится. Может, и до свадьбы не дойдёт. А если всё сложится, как надо, – потратите на праздник.
Иван промолчал, а Валя всем телом ощутила неприязнь к женщине. Могла бы и промолчать, зачем предсказывать плохое?
Проводив Старый год бокалом вина, Никитична принялась за холодец. Отломив кусочек, поморщилась и выплюнула обратно в тарелку.
– Не получился у тебя студень, ай-я-яй, – покачала головой женщина и отодвинула тарелку подальше. – Не быть тебе хозяйкой в этом доме.
Отломив кусочек пирога, широко улыбнулась.
– А вот пирог удался, – сказала мать, проглотив сдобу. – Ванюша мой знает толк, с раннего детства. Ах, умница, какое тесто замесил. У него тяга к приготовленью лет с семи. Всё время вокруг меня крутился и спрашивал: «А что ты сюда положила, а сколько…?»
– Мам, зачем ты так? – Иван никак не ожидал такой реплики.
– Ну что ты, сынок, я ж не со зла, – лицо Никитичны приобрело мягкие черты. – Примета такая есть. Соли много в еде – к беде.
– Не говори так больше, ладно? – Ване стало неудобно перед Валей.
Валентина сидела тихо, обдумывая слова женщины. Как неприятно и колко. Зачем какие-то приметы приплетать? Не понравилась невестка – так и скажи. Ох, какое желание осадить будущую свекровь. Сказать что-нибудь этакое, чтобы она замолчала и перестала цепляться. Но Валя ничего не сказала в отместку. Мама другому учила – не перечить старшим и уважать
