где-нибудь в наряде или в полях, ему приятно было повеселить эту девчонку своими шутками и анекдотами, которыми была набита его голова так плотно, как пчёлами улей. Он был остроумен и обаятелен. И всё же это была лишь, хоть и законспирированная, но дружба. При всех стараниях Альяра, так и не перераставшая в нечто большее. Каким бы «плод» не казался доступным, всё же он всё ещё оставался недоступен для жадных Хашимовских зубов.
«Ничего, нет такой женщины, которую нельзя завалить на лопатки, это всего лишь вопрос времени», – думал он, охотно играя роль «просто друга».
Ведь эта «простая дружба» была с одной оговоркой, что была она между мужчиной и женщиной, а значит, наполненная обоюдно флюидами, в той или иной мере, осознанно или на уровне подсознания. Что, кто-то всё ещё верит в возможность такой вот чистой и светлой дружбы?.. А что, у вас есть основания не верить?..
1.21 (84.10). Прошлое. Зарядка
Ночь. Погашен свет, только горит дежурное освещение. Каждый лежит и «плавает» в своём. В мечтах, грёзах, воспоминаниях о доме, о безвозмездно канувших в бездну днях детства, беззаботности, свободы. Ночь. Отбой! Какое приятное сердцу слово! Ты предоставлен сам себе. Окунаешься в другой мир, волшебный мир грёз и сновидений!..
– 201-я группа подъём! Строиться в две шеренги в расположении! – нежданный крик старшины сотряс казарму.
«Что это? Казалось, только сомкнули веки!..»
Старшина вывел на середину строя понуренного курсанта.
– Товарищи курсанты! Я же предупреждал, по проходу 1 час после отбоя никто не ходит!..
И тут понеслось и поехало.
– Сынки! У вас ещё мамкины пирожки из попы не вышли!..
И так 2—3 часа. Подобное случалось часто. И уже на следующий день курсант Максим Шаталов – темнокожий хохол, получив посылку из дома, взялся ночью жевать в одиночку щербет под одеялом… Последствия были в точности те же. Но, на этот раз, пока Макс, как его звали в народе, давился, поедая килограмм щербета, рота, давясь слюной и ненавистью к Максу, матерясь, отжималась от пола.
Ночь. Погашен свет, только горит дежурное освещение.
Борется со сном дневальный «на тумбочке». Без задних ног сопит измученная рота…
И вот – очередное холодное осеннее сибирское утро.
– Рота подъём! – чёрные окна, раскиданное бельё, резкий свет в глаза, топот, вопль дежурного по роте отзывается эхом в воплях дневальных.
– Подъём!.. Подъём!.. Подъём!.. – им вторят замкомвзвода и командиры отделений. – Первый взвод подъём!.. Третий взвод подъём!.. Первое отделение подъём! Второе отделение подъём!.. Подъём,.. подъём,.. подъём!.. – расположение роты превращается в разрывающий уши ад! Какое противное слово этот «подъём». Спящий мозг тщетно пытается сориентироваться в пространстве, руки судорожно хватают портянки, сапоги, сердце выпрыгивает куда-то, словно спешит за сорок пять секунд
